– Я не мог не заметить, что ты любишь играть со спичками.
– Да я аккуратно, – заверил я.
– Очень надеюсь. От твоей одежды часто пахнет дымом, а милиция ищет хулиганов, которые жгут хлам на свалке.
Меня будто окатило жаркой волной, и я с испугом взглянул на Мишу. Он же в ответ улыбнулся, показывая, что не собирается читать нотации.
– Не волнуйся, – успокоил он меня, – Я в детстве тоже дома не сидел.
– Маме не говори тогда, – попросил я.
– И не собирался, – ответил Миша, – Но одежду то стирает она, и дым учуяла тоже она. Сигаретами не балуешься?
– Не-а, – я помотал головой, – Так, фигню всякую жгем.
– Мы в детстве тоже так делали. Но ты постоянно со спичками ходишь, жгешь их. И видно по тебе, что тебе это очень нравится.
– Ну да, нравится, – я задумался, – Нравится и пугает.
– Это вроде мании? – спросил Миша.
Я кивнул, соглашаясь, и теперь задумался он.
– А почему так, не знаешь? С мамой об этом не говорил?
– Не знаю, – машинально ответил я, поскольку быть скрытным мне уже становилось привычно, и делать это было легче, чем делиться.
Миша не ответил, только смотрел на дорогу, а я снова почувствовал желание выплеснуть все, что меня гложет. Подростковая психика еще не позволяла мне сбрасывать наболевшее в темный омут и семь дней в неделю носить маску притворства для остальных, и я решил рассказать ему все.
– Ты ведь не знаешь, кто мой отец? – спросил я его.
– Нет, – ответил Миша, – Кристина не говорила, а я не стал расспрашивать.
– Он…, – я сделал вынужденную паузу, поскольку ни разу никому этого не говорил, – Его зовут Максим Делов.
– Оу, – произнес он, – Ясно. Так при чем он тут?
– Ты не знаешь, кто это? – я слегка удивился его реакции.
– Ну, теперь, когда ты так спросил, имя кажется знакомым, – Миша пожал плечами, – Так что с ним?
– Июнь девяносто четвертого, – стал напоминать я, – Вспомни новости.
– Боснийские конфликты, – он сморщил брови, вспоминая, – Аум синрике.
Тут он вдруг вытянул шею от удивления, свернул на обочину и остановился, глядя на меня.
– Поджигатель? Максим Делов?
Миша, казалось, испытывал шок, и я не придумал ничего иного, как развести руки в стороны, не зная, что сказать.
– Что ж, это многое объясняет, – произнес он наконец, и я приготовился увидеть разочарование в его глазах.
Однако ничего такого в его взгляде я не увидел. Напротив, это было, скорее, понимание. Понимание и заинтересованность.
– Послушай, – заговорил он, – То, что твой отец был… тем, кем он был, еще не значит, что тебе суждено повторить