Дилан запускает пальцы в волосы, поправляя их и пытаясь подчинить своей воле. Такие мягкие, непослушные.
– Пьяны в этом доме все, кроме Али, – отшучивается он в ответ; с противоположным полом мне всегда было проще находить общий язык, чем с женщинами. – Но признаюсь, что это восхитительное предложение.
Направляюсь к двери дома по мягкому, холодному песку и выныриваю из линяющей ночи, которая уже лишает объёмности листья и, словно взамен, одевает гвоздики и розы недалеко от нас в слабое сияние, очарование, какого в них не было днём. Заходим в дом и останавливаемся. Всё же что-то неизведанное было в Дилане, тянущее под языком, как дежавю. В нем присутствует такое необычное сочетание чего-то старомодного и метафизического, альтруистического.
– Пойдём-ка сразу к Али, – перекрикивает он громкую музыку. – Я презираю обывателей, – добавил он так же громко, но всем вокруг было плевать; только я услышала его мысль.
– Почему? – наивно спросила я, хотя отлично поняла его мысль, ведь сама чувствовала это всю жизнь.
Дилан откровенно объяснился, и я поняла, разделила душою каждое его слово:
– В их головах только лишь языческие ценности, – начал он. – Они забавляются на вечеринках, подобных этой, описывают в книгах быт. – Они ни к чему, по сути, не стремятся и не хотят меняться из-за гордости, которую называют культурой.
– То есть тебе по душе Ницше, источник катаклизмов двадцатого века, – издевалась я, когда недалеко от нас кто-то уронил горшок с несчастным цветком, и донёсся аморальный треск.
– Я хотел бы очистить человечество от языческих ценностей.
– Будто бы тебе так хорошо знакомы высокие ценности.
– Нет. Их невозможно постигнуть до конца. И я не осознаю до конца. И меня тоже тяжело понять до конца. Я знаю лишь это, – Дилан не кричал более, а говорил спокойными интонациями, но я все равно его слышала даже лучше, чем если бы он кричал. – А ещё я знаю, что Алиша и Логан такие же, как и мы с тобой. – Его карие взгляд был удивительно прозрачен. – И что они будут рады увидеть нас сейчас.
Я поняла его намёк, но замерла; оглянулась, прикидывая, кто же это он такой – Дилан Барннетт; прикусила щеку и кивнула в ответ.
Я взяла его руку и, переплетая наши пальцы, плавно проскользила вместе с ним сквозь группки в сторону гостиной. Дилан сжал мою ладонь; его кожа была тепла, пусть и неизвестно, сколько Дилан сидел на берегу до того, как я пришла.
– Возможно они просты, но также возможно, мы обесцениваем их страдания, – сказала я, пробегая мимо книжного шкафа.
– Да, быть дураками сейчас просто проще всего, – уперся Дилан.
При встрече с Али спросила:
– Ну а ты тут каким образом очутился? – взвизгивает она, все ещё находясь в его объятьях.
– Мы нечаянно встретились на берегу, – объясняю я вместо Дилана нашей просветлённой. – Дилан устроил