Ещё одна слеза, но теперь уже тонкая и тихая, опускается в тот момент, когда я отстраняюсь от Дилана. Обнаруживаю карие глаза, а моя рука локтем всё ещё опирается об его плечо. Он изучает мои черты со скорбью в глазах, а я ощущаю его дыхание. Кроме трагедии, внутри самой себя обнаруживаю дрожь и воздух в диафрагме; по крайней мере, я перестала задыхаться. Но Дилан встрепенулся, отозвав свои несказанные слова, и я в ответ отстраняюсь.
***
Ночь, переходящая в утренние часы. Мы вместе сидим на железной, жёсткой скамье.
– Виктория оставила хоть что-нибудь? – бормочет Алиша, вопрошая Дилана, перегнувшись через меня. Я вновь облокотилась о его плечо от невероятной слабости. – Может быть, записку…
– Мы уже слышали неоднократно от Грейс, что ничего не было найдено. Но они продолжают обыскивать дом.
Разговор всё продолжается, сменяя темы, но я вовсе не участвую в нем, не чувствую его. Ощущаю только прожигающую внутренности пустоту, и сквозь часы пугающее равнодушие спускается сверху на моё сердце. Теперь вместо картинок мёртвой я думала лишь о том, что мне нравится версия людей в шесть утра. Такие уязвимые, честные, настоящие.
Звёздная ночь
Ночь чувствовала себя такой предательницей, чувствовала, что человеку хочется более задушевной беседы, но была к ней не способна. И нашла на Ночь тоска, стало скучно – сидеть тут и ждать новостей. Свет Ночи такой же, как свет давно потухших звёзд. Он излучается ещё до нашей жизни, и постепенно, сквозь дни, месяца и года доходит до нас, постепенно вразумляя. Потом мы осознаём, потом мы благодарим.
Грейс
Покрывшись мурашками, я выбегаю на улицу, заметив первые утренние лучи. Туманный восход; густые ночные пары рассеиваются отдельными хлопьями, ожидая той минуты, когда будут обращены ни во что. Высоко в воздухе, не видные глазу, трепещут и звенят жаворонки. Чувство в глотке, словно это последнее утро на другом континенте, где ты больше никогда не окажешься. Меня немного знобит от утренней свежести, и машины въезжают на полупустынную парковку перед участком, позади же дорога и стройный ряд закрытых магазинов. Но вот мои мысли прекращаются; в окнах только что заехавшего автомобиля я замечаю Кэррол, Майка и Зеда с ними.
– Грейси, что предположительно произошло? – спрашивает Кэррол удивительно спокойным тоном, выходя из салона автомобиля.
«Только мой отец может так меня назвать!» – почти что вскрикиваю я, но в очередной раз сдерживаюсь. Она не поймёт. Никогда не понимала. А Майк неохотно выходит наружу. В его покрасневших глазах стоят слезы. Кажется, будто впервые в жизни вижу его таким; вот в чем причина всех бед – привязанность к ближним (но ведь