Вот и помешкай. Останешься без картошки.
Жинка Вера Карповна прихварывала. По дому ещё ходила, а уж в поле идти не осмеливалась. Да и дед не велел. Оберегал. Сам же гоношился. Хотя при таких болях, обычно, откладывал всякие дела и ложился под горячие кирпичи – первое дело. А уж после – мази. Иногда наоборот. Но тут, словно кто подгонял в шею.
К полудню Кузьма Кузьмич, поскрипывая на своём "фордопеде", так он в шутку прозывал велосипед, покатил в поле. В пояснице тоже поскрипывало, потягивало тихой и ноющей болью.
К раме была привязана лопата, к багажнику – ведро и мешки. Взял всё же семь кулей, может зять с дочерью к вечеру подойдут. Может сегодня хоть половину или треть дачи выкопают.
Огород его, по-местному – дача, находился километра за четыре от посёлка, среди других таких же огородов, засаженных картофелем. У кого – и капустой, морковью на грядках. У некоторых даже парнички, теплички стоят. У тех, у кого, видать, есть время караулить.
На поле участки были не огорожены, недавно распределённые, только кое-где торчали колышки или столбики. И почти никого не видно. Лишь в метрах полутораста от основной дороги стоял грузовик "КАМАЗ", и аккурат там, где была его дача.
"Наверное, сосед тоже решил картошку выкопать? – подумал дед. И обрадовался: – Может, и мою вывезет за одно?"
Съезжая с дороги на свою улочку, ударил по тормозам.
"Ах, мать честная! Да это ж его картошку копают! Ошибся Костя, что ли?.."
Присмотрелся, нет, не сосед. И не его ребята. Незнакомые.
Мелькнула страшная догадка. Ах, растуды-сюды, бекарасы!..
И едва не бросил руль от растерянности. Сошёл с велосипеда.
На участке стоял мешок, наполненный наполовину, и двое парней. Один был в голубой футболке местами в пятнах от мазута. Другой – пониже ростом, в светлой майке с каким-то чудовищем впереди, во всю грудь и живот. Он ссыпал из ведра картошку. Клубни были крупными, – старик заметил.
И у него занялось сердце – такая картошка! Да они что, совсем что ли?!.
"Ну, я вас!.. – взвился дед, и стал торопливо отвязывать от велосипеда лопату. – Ну, бекарасы, сучьей расы!.."
Парни приостановили работу, завидев на дорожке человека. Он шёл на них с лопатой в руках, как в атаку. Тот, что ссыпал картошку, с чудовищем на груди, отвёл руку немного назад, держа ведро за дужку – понятно, для замаха. Отчего и зверюга ужасный на майке широко и хищно окрысился. Второй подельник, бросив пройму мешка, отступил к своей лопате, воткнутой в землю. Оба не показались смущёнными, оробевшими. И тот, что подался к лопате, криво усмехнулся, похоже, вид щуплого, приземистого и седого человека его не испугал, а скорее даже насмешил своей воинственностью.
Они встали друг против друга – двое и один – и молчали.
Прошло секунд десять-пятнадцать. Но это было такое время, за которое деда Кузю не раз окатило и холодной