Ну, раз вошла, значит не так все страшно, мелькнуло в голове Выборова. Что-то у неё положительное случилось, то есть не смертельное.
– Жалобу мне помогите написать на нашего директора.
"Ах, вот оно что! – вздохнул облегчёно Николай. – Ну, это нам по силам. Это мы могём. Это не гробы таскать".
Старушка, войдя, ловко скинула резиновые сапожки с ног, поочерёдно наступая пятками на их носки, и хозяин проводил её в залу, в одну из комнат двухкомнатной квартиры.
– Присаживайтесь, – предложил Коля, показав рукой на кресло, стоящее по другую сторону журнального столика.
Гостья лицом посветлела и, присаживаясь на краешек кресла, стала на столике развязывать платочек. Хозяин выключил телевизор и тоже сел напротив, на прежнее место.
– Ну, так что у вас там случилось? – спросил он участливо.
– Беда, – сказала гостья, – как в какой сказке живём: поди туда, куда сам не знаешь, и поищи то, чего не разумеешь.
– Как это?
– И-и милай, и сами не знаем. Тыкаемся, как слепые кутята из одного боку в другой, а зачем, для чего, никак в толк не возьмём.
Освободившимся от бумаг платком она вытерла глаза, дунула в него из носа и обтёрла губы.
– Тут, значит, вот как всё получилось-то, – начала старушка, поудобнее усаживаясь в кресле, как бы втираясь в него, егозя задом.
И вдруг вспомнила, что позабыла представиться. Простодушно сказала:
– Меня бабой Варей зовут, а тебя, как люди сказывают, Коля Писарь.
Коля в некотором смущении подкашлянул в кулак и перевёл взгляд с бабы Вари на её документы. Там лежали удостоверения, паспорта и какие-то бумаги с печатями, похвальные грамоты, видимо, с места работы.
– Так вот, Коленька, – вновь начала рассказывать баба Варя. – С чего всё началось, сказываю, чтобы тебе понятно стало. А с того, что дал, значит, наш директор, нашим детям трёхкомнатную квартиру, вот рядом, напротив вас, в новом доме, – кивнула на окно. – Он, значится, дал, дай Бог ему здоровья, а они тут и говорят нам, дети-то наши:
– Дорогие родители, всё, хватит вам мыкаться, перебирайтесь к нам жить!
Ты понимаешь, мил человек, нет? Другие не знают, как от стариков избавиться, а наши к себе влекут. Вот уж мы обрадовались… – промокнула глаза платком, – вот уж порадовались. А ведь и вправду, тяжелёхонько становится. Я-то ещё мало-мальски бегаю, а дед мой худой больно. Он ведь инвалид войны, ребёнком ещё был покалечен. Нога у него не гнётся и рука кренделем, – изогнула руку калачом. И тут же, спохватившись, добавила: – Не-ет, но он у меня сиднем-то не сидит, работает помаленьку. Сторожит тут объекты разные, стройки. Двадцать три годочка отслужил исправно. Им очень даже наш директор доволен, сам мне выговаривал.
Я тоже при медицине состою. Двадцать пять годков тоже отплавала – (хохотнула) – на швабре. Рентген кабинет мою. Когда нет работниц, так весь первый этаж прибираю. Работы-то я не боюсь. Ладно работаю. Вона сколь наградок