– Я смеряюсь по журналу.
– А я смерюсь по твоему лицу, если продолжишь в том же духе, – пообещала Стася. Она приблизилась к старосте, губы сошлись в тонкую полоску. – Я прекрасно видела, как ты сверлила меня гадючьим взглядом на обеде, когда я отбрила эту криворукую поломойку, как косо смотришь в мою сторону…
– Не понимаю, о чём ты, – словно отмахиваясь от назойливой мошкары, вставила Оля с непроницаемо-безразличным лицом, но Стася, игнорируя её, продолжала:
– …Ты ведь раньше заводилой в классе была? – Девушка наклонила голову, колко улыбнувшись. – Птицу по полёту, а тебя – по соплям вижу. Так вот, слушай внимательно, – Улыбки как не бывало: тяжёлый, ледяной взгляд светло-голубых глаз смотрел на старосту. – Либо ты прекращаешь мне гадить, высказывая свои претензии в лицо, и мы с тобой разбираемся где-нибудь на задворках школы. Либо мы становимся закадычными подружками, которые сплетничают про парней.
Скрипнула открытая сквозняком дверь. Оля пытливо смотрела на Стасю, та отвечала ей пренебрежительно-ленивым взглядом. Однако, эта расслабленность была лишь видимой: девушка застыла, словно сжатая пружина, готовая разжаться в яростной атаке.
– Я свободна?
Ответом ей был настороженно-тяжёлый взгляд Оли.
– Сочту за «да», – подхватив сумку, Стася исчезла в дверном проёме.
***
– Ребят, верните…
– Чего? Тебе же сказали – ты еду пожертвовал бедным, – не переставая поедать содержимое пакета, промычал Блинов. – Ведь сам отдал, а?
При этом к носу семиклассника был поднесён пудовый кулак. Я скривился, как от зубной боли – в последнее время они совсем обнаглели, отнимая еду прямо посреди бела дня. Шедший рядом со мной Коля Евстафьев остановился.
– Разве вы бедные? – испуганно отшатнувшись назад, спросил сжавшийся парнишка.
– А что, по нам не видно? – вновь промычал провонявший дорогим парфюмом Блинов. Сидящие тут же «братишки» одобряюще загоготали. – Часики у тебя хорошие. Командирские? А ты чё встал?
Ощутив на себе сверлящий взгляд, верзила лениво повернулся в сторону застывшего Коли.
– Коль, – Я предупредительно сжал плечо Евстафьева. – Он же тебя провоцирует, этот мудак. Не стоит о такое говно руки пачкать. Пошли.
– Та чё ты, чё?! – Отвисшая нижняя губа Блинова дрогнула, обнажая ряд жёлтых от курева зубов. – Зассал?
– Не связывайся ты с ним, пошёл бы он нахер, – пыхтя, хрипел я, оттаскивая Евстафьева назад. Коля, скинув мою руку, резко развернулся и быстро пошёл по коридору, я побежал за ним. Вслед нам понёсся раскатистый хохот Блинова.
– Не могу я, – после продолжительного молчания, сквозь зубы процедил Евстафьев. – Не могу смотреть, как эта мразь над слабыми издевается.
– Их слишком много… – начал было я, но был прерван Колей.
– Да хоть тысяча! – гневно воскликнул он. – На месте того пацана кто угодно может оказаться. Моя сестра, её подруга, я, даже ты, если мы продолжим смотреть на это сквозь пальцы!