– Некоторым образом. Надо бы… Того-не того.
– Ладно, иди ставь машину к дому, потом в магаз сходи. Новоселье отпразднуем.
– Так это, на работу завтра еще.
– А чего, обязательно нажираться как свинья?
– Не, ну чего ты сразу начинаешь-то?
– Ничего, чего…Возьми пару бутылок вина белого, торт, ну и себе…чего-нибудь…без фанатизма, я ясно изьясняюсь?
– Яволь, майн фюрер.
– Пошел.
Повеселевший Костик отбыл, а Ксюха, тем временем, позвонила родителям: (как там Андрюша), показала Брин, где постельное белье, полотенца, чай, кофе, сахар (Ксюха обо всем заранее позаботилась), где как чего включается-выключается, вручила один комплект ключей, другой, на всякий случай, оставила себе, дала бумажку с номерами телефонов, на все случаи жизни, начиная от ее, ксюхиного номера, и закачивая номером службы спасения; там же были адреса, этот и ее, ксюхин. Бумажку велела вложить в паспорт, паспорт велела всегда хранить во внутреннем кармане пальто, а отнюдь не в сумке. Залезла в ее телефон, поставила метки на гуглмапе: ее адрес и ксюхин, железнодорожный вокзал, здешний и в Москве, Курский (с Курского будешь едить, сначала со мной; потом, если я пойму, что тебя можно отпускать одну – будешь ездить одна), забила свой номер, номер такси, в вечернее время по городу повелев передвигаться исключительно на такси. Так, вроде все. Вопросы? Ошарашенная таким напором Брин отрицательно помотала головой. Тогда давай в душ, я поставлю чайник.
– А горячая вода здесь есть?
– Горячая вода у нас есть везде. А у вас в ЛондОне?
– Не везде.
– Нихренаська.
Вернулся Костик, погромыхивая бутылками в белом полиетиленовом пакете. Сели на кухне пить чай. Брин, распаковавшая уже часть багажа, облачилась в домашний халат, на короткостриженную голову накинула полотенце. Она сидела рядом с пышущей теплом батареей, подобрав под себя ноги, и пила из кружки с отколотой ручкой сладкое красное вино; ей было спокойно и радостно. Ксюха подтрунивала над Костиком за какой-то его очередной косяк, а он что-то бубнил в свое оправдание. Брин постепенно захмелела, оперлась подбородком на руку, и просто слушала это их “бу-бу-бу”, встряхиваясь каждый раз, когда Костик предлагал подлить или провозглашал очередной тост (”Ну, за дружбу между народами, вдрогнули? Вздрогнули!). Брин словно повисла в пространстве, воздух уплотнился, звуки постепенно утихли, и она погружалась в этом плотном, как желе, воздухе, погружалась в забвение, в тишину, в сон.
Разбудила ее мягкая рука, гладящая по щеке. Было темно, только по потолку