Обе несколько секунд смотрели друг на друга, захохотали, повалились на диван. Костик с опаской пересел в кресло у окна. Отсмеявшись, Брин спросила: “А зачем кому-то публиковать фото еды?”
– Не просто еды, а какого-нибудь тонкого блюда, желательно ресторанного: кусочек еды, с веточкой зелени, политый капелькой соуса. Нужно же всем показать – ты успешный, ты состоятельный: кушаешь в ресторанах, катаешься в Альпах на лыжах, ведешь здоровый образ жизни, следишь за фигурой, читаешь Пруста, и вообще, относишься ко всему с легкой иронией и отпускаешь по значимым событиям жизни философские, с налетом юмора, мудрые комментарии.
Брин, подумав, вынесла вердикт:
– Шелуха.
День тек в неспешной, сытой истоме. Грохотали за окном петарды. Костик, дремавший в кресле, запрокинул голову и выставил вверх щетинистый кадык. При каждом новом взрыве за окном он вздрагивал. Брин, тыкая тонким пальчиком в смартфон, попросила напомнить ее, Брин, адрес. Ксюха сказала.
– Зачем адрес-то?
– Оформляю через интернет-магазин заказ, послезавтра привезут.
– Можно полюбопытствовать?
– Угу, сейчас. Вот.
Ксюха взяла смартфон и округлила глаза:
– Ты нормальная вообще, нет? Тридцать тысяч почти..за это? Ну, допустим (посмотрела на Костика, понизила голос), фаллоимитатор. Вещь нужная, кто спорит. Ну, допустим, фаллоимитатор двухсторонний…окей…бусы анальные…Но набор для связывания? Семь пятьсот?! Да вы шутите? Комплект из ушек меховых и хвостика мехового, с интегрированной анальной пробкой? Четыре пятьсот?! Да ты с глузду зьихала, моя милая!
Брин серьезно произнесла:
– Я покупала в Лондоне хороший фотоаппарат: большая матрица, светосильный обьектив. Его главная задача – сделать фото тебя в шапка…в шапке. Против фото с ушки и хвостик я тоже не возражаю.
– С хвостиком, значит. Вот тебе хвостик (сунула Брин под нос сложеный фигой палец). Ксюха, тяпнутая за этот самый палец белыми острыми зубками, от неожиданности взвизгнула, Брин тоже взвизгнула, испугавшись, что причинила подруге боль. Опять захохотали, обнялись, повалились, в очередной раз, на диван.
Вечерело. Окончательно утряся планы на завтра, стали собираться, Брин домой, Ксюха – провожать ее. Шли по сумеречному Павлику, взявшись за руки, с удовольствием выдыхая в морозный воздух облачка пара. Было безлюдно, мимо проезжали редкие машины, выдаливая протекторами шин грязный снег.
Подошли к металлической, с облупившейся серой краской, двери подьезда:
– Ты зайдешь?
– Зайду, но на ночь не останусь.
Поднялись на второй этаж, зашли в квартиру. Брин стала целовать Ксюху в рот, попутно освобождаясь от своей пуховой куртки и расстегивая ксюхино пальто.
– Почему не останешься?
– Во-первых, вечером возвращается от моих родителей Андрюхан – мама должна быть дома, а во-вторых – Костяну нужно “дать”, пока он не вскочил на какую-нибудь шалаву. Не зыркай на меня, родная. Мы же с тобой это обсуждали. Давай не будем все портить сейчас,