– Я не ваш водитель, мэм.
– Называй меня Эди.
– Да, мэм.
Продвигаясь на юг, мы поднялись на холм и помчались вниз по длинному пологому склону, когда мимо нас в северном направлении проехал патрульный автомобиль Калифорнийской дорожной полиции. Я слишком поздно убрал ногу с педали газа. Патрульный затормозил, включил мигалку, переехал через разделительную полосу и скоро уже мчался следом за нами.
– Он не засек тебя радаром или чем-то там еще. Доказательств у него нет. Его слово против твоего, ничего больше.
– Но я превысил разрешенную скорость.
– Ни в чем не признавайся, дитя.
– Я не могу лгать полисмену, мэм. Разве что если он продажный, или маньяк, или что-то в этом роде. Плохишу можно и солгать.
Когда я свернул на обочину, миссис Фишер повернулась ко мне:
– Тогда позволь вести разговор мне.
– Водитель – я. Он пожелает услышать мои ответы.
– Нет, если ты глухонемой.
– Еще одна ложь. И потом, они могут разрешить сесть за руль немому, но вот насчет глухого я не уверен.
– Тогда ты будешь просто немым. И тебе не придется лгать. Я скажу, что ты немой, а твое дело – молчать.
Опустив стекло, наблюдая в боковое зеркало, как позади останавливается патрульный автомобиль, я ответил:
– Это плохая идея.
– Никто не отправится за решетку, дитя. Если только полиция не разыскивает тебя.
– Разыскивает, но они не знают моего имени, и у них нет фотографии, только приметы.
На ее лице отразилось недовольство, но не тем, что меня разыскивала полиция. «Одди, для твоего же блага нельзя быть таким правдивым. Я же не спрашивала, в розыске ты или нет. Незачем выдавать такое добровольно».
– Извините, мэм. Я думал, вы хотите это знать.
– Дитя, ты сам сказал, что плохишу можно и солгать. Может, я плохой человек?
– Только не вы, мэм.
– Внешность может быть обманчивой. Может, я самый плохой человек, которого тебе довелось встретить за всю твою жизнь. Может, я демон.
– Нет, мэм. Мне встречались плохиши. Вы слойка с кремом.
В боковом зеркале мужчина, который вылез из патрульного автомобиля, габаритами мог дать фору Геркулесу. Не вызывало сомнений, что завтракает он дюжиной яиц, фунтом бекона и запивает все это дымящейся кружкой стероидов.
Миссис Фишер приумолкла после того, как я назвал ее слойкой с кремом, но тут снова подала голос:
– Я собираюсь солгать полисмену, дитя. Разве из-за этого я не становлюсь плохой?
– Это неправильно, – попытался я задобрить ее, опасаясь, что мое сравнение ее обидело. – Это нехорошо, но, по большому счету, ничего очень уж плохого в этом нет.
– А теперь молчи. Остальное предоставь мне.
Мгновением позже громадный коп возник у моего окна, закрыв собой солнце, как при затмении. Он наклонился и заглянул в салон, хмурясь и сощурив серые глаза, словно «Мерседес» воспринимал аквариумом, а меня – плавающей в нем экзотической