Многие не подняли свои конечности ни «за», ни «против», так сказать «воздержались». Они считали это слишком суровым наказанием для Бульгуна, но и как отчаянный Стопарь, не решились в открытую противопоставить себя Поставцу. Со злыдня-то взятки гладки, а им могли и не простить. Поставец заприметил таковых среди мастеровых, водяных и почти всех леших (эти может быть даже и против проголосовали, но уж больно были рассержены на Бульгуна за то, что он их артель своим непонятным альтруизмом опозорил). Тем более в свете последних событий им работенки и на своих наделах хватит с лихвой, а тут ещё, к гадалке не ходи, понятно что с наделом Бульгуна станется.
Теремной на «воздержавшихся» зла не держал, он их даже где-то понимал, но тем не менее преподать другим урок, чтобы им не повадно было, на этом примере он просто был обязан. В противном случае весь установленный порядок рухнет и начнется разброд и шатание еще и середь нелюдей, особенно молодежи, таких как вот этот бестолковый ещё Бульгун.
– Значит решено! – констатировал теремной установившийся факт. – С этой ночи и до особливого решения большого схода, леший Бульгун отлучается от леса! А его бывший надел покамест будет разделен решением артели леших между собой для присмотра и опекунства. Кому ещё есть что добавить?
Желающих что-то добавить к уже сказанному не было. Промолчал и почерневший от горести Бульгун.
– Тогда на этом… – продолжил было теремной как вдруг распахнулась дверь и в это раз там был не кот…
Думный дьяк с вечера выпросил у ключницы восьмериковый штоф водочки, чтобы опосля приема оной как следует выспаться. Хмель на него всегда действовал усыпляюще, а в полнолуние его зачастую мучила бессонница, вот и пришлось ему прибегнуть к испробованному «лекарственному» средству. Ополовинив бутыль, дьяк тотчас уснул безмятежным сном младенца, однако ближе к утру проснулся по естественной нужде. Так как хмель ещё нисколько не выветрился, он, шатаясь из стороны в сторону, как матрос во время качки, побрел на двор. Проходя по переходу мимо совещательной залы он услышал, как внутри кто-то шебаршится.
Мыши! Догадался дьяк, хоть и был в хорошем подпитии, и решил заглянуть. Раскрыв дверь в залу он остолбенел – на княжеском престоле сидело два абсолютно одинаковых кота, два Мурзика. На лежавшие по лавкам толкушки, половники, горшки, чугунки, коромысла, прочий скарб и замерших жаб дьяк совершенно не обратил внимания. Его больше озаботило свое состояние, что до сих пор в глазах двоилось. Так ведь и до «чертиков» недалеко допиться!
Дьяк захлопнул дверь, ударил пару раз себя по щекам – за это время тайный народец, включая жаб-водяных, успел попрятаться кто куда – и вновь отворил её.
Мурзик один-одинешенек сидел на престоле и как ни в чем не бывало лизал лапку.
– Тьфу ты, бесово отродье! – облегченно вздохнул дьяк, осознав, что в глазах больше не двоится, и на всякий случай перекрестился.
Рядом