Соблюдая прежнюю осторожность, Валентин отошёл от двери и направился к колоколам.
Они стояли на прочнейших помостах приблизительно на равном расстоянии один от одного, маленькие, большие, средние – как бы в художественном беспорядке. Все одинаково позеленевшие, прячущие под слоем разрушения какие-то узоры. Колокола занимали не весь опоясывающий стены от двери до двери помост, там, где они заканчивались, начинался ряд таких же различного размера «языков», а ещё дальше – бухты верёвок и канатов.
Закончив беглое знакомство, Валентин двинулся к колоколам для более тесного. Под крошащейся под пальцами сине-зелёной коркой притаились лишь нехитрые узоры: кресты, ромбы, волны, круги и тому подобное – но никаких символов или букв. Колокола не хотели приоткрывать своей тайны, тайны этого мира… Этого сна, поправил себя Валентин и вдруг задумался. А с чего он взял, что это сон? Он что, забыл о кишащих иных реальностях, альтернативных мирах, о которых прожужжали уши современникам? Вот один из этих миров, так сказать, собственной персоной. Валентин засунул палец под край шерстяной шапочки и почесал голову и одновременно со всем остальным подумал, что в ней тут слишком жарко, никакая тут не зима, а лето, причём очень тёплое лето. Он снял шапку и сунул её в карман пальто. Затем продолжил обход загадочной выставки. Или не менее загадочного склада.
«Языки» тоже были старыми, покрытыми толстым слоем коррозии. С увесистыми набалдашниками, с ушками для верёвок, канатов. А вот и сами верёвки с канатами. Только такие же попортившиеся на вид от долгого неупотребления. Валентин не удовлетворился одним видом и принялся проверять их в деле. Верёвки рвались как бумажные, и чем были толще, тем менее прочней: последние распадались в руках ещё до натяжения. А о канатах и говорить было нечего – их бухты осыпались точно горки пепла. Валентин снова задумался, наверно, такая же участь ждёт и колокола, только через более долгое время, но ждёт непременно. Потому