Три крупных свиньи в розовых и чёрных пятнах резко затормозили перед стеной под Валентином и завизжали и захрюкали ещё громче. С явной угрозой. Эту угрозу усиливали внушительных размеров клыки и тоже немаленькие зубы в раскрываемых и с щёлканьем закрываемых пастях. Злые глазки сверлили человека насквозь. Со своего безопасного места Валентин без всякого страха, а лишь с интересом наблюдал за неисствующими животными. И чего взъелись? Хозяева, что ли, здешние? Валентин попытался приветливо посвистеть им. Но приветствие подлило масла в огонь. Самая клыкастая из свиней не удивление легко подпрыгнула и уперлась передними копытами в стену. Задние ноги подбросили тело ещё и ещё, словно свинья собиралась вопреки всяческим законам природы ринуться по вертикали и достать-таки ненавистного нарушителя чужих владений. Пожилые глаза наблюдателя вдруг прищурились в изумлении: тыкающийся вверх пятак блеснул в предвечернем солнце тем же тёмно-красным металлом, из которого здесь сделано было, по-видимому, всё вместо привычного железа. Только одно дело ручка, петли, колокол, а совсем другое – рыло живой свиньи. Но это же всего-навсего сон, вспомнил Валентин, а чего не бывает во сне.
Две других свиньи, очевидно, подражая вожаку, тоже поднялись на задние и заскребли передними по брёвнам. Заодно предъявляя и свои пятаки – такие же металлические. Бронза, – догадался Валентин, – красивый и прочный металл, – добавил он не совсем к месту – и совсем уж не к месту: – бронзовый век.
Свиньи продолжали раздражённо хрюкать, подпрыгивать и теребить острыми копытами надёжно уложенные брёвна. Злые маленькие глазки пожирали человека, красные пятаки метали в него, словно огонь, отражённые лучи.
Валентин вдруг вспомнил о распахнутой двери. Холодок пробежал по спине, сгоняя беззаботность. Не долго думая, он незаметно оторвал ладони от планки перил, тихонько попятился и, исчезнув из поля зрения осаждающих, резко развернулся и поспешил к лестнице. Ступеньки приняли быстрые, но в то же время осторожные шаги, лишь последняя предательски скрипнула, но это уже было всё равно: в дверях появился тот самый – самый клыкастый и, теперь ясно что вдобавок самый сообразительный кабан. Он сходу двинулся на застывшего на полпути к двери Валентина. Грохот копыт