Оказалось, что зовут его Мячиков Саша, но представляется он на французский манер, Алекс. И день рождения у него в начале зимы, а не в разгаре весны, когда Шуманский застукал его с Элей. И ещё узнал, что Элеонора уже два с половиной года как сделала Алекса своим индивидуальным тренером и поговаривают даже, что не просто тренером, а у них бурно протекающий роман.
Потом были тяжёлые разбирательства, ни к чему не приводящие выяснения отношений, взаимные упрёки и скандалы. Элеонора постоянно устраивала сцены, хватала его за руки и, заглядывая в глаза, театрально просила Владислава: «Поговори со мной!»
Но ему больше не о чем было с ней говорить – всё и так было понятно.
У Шуманского тогда после длительного и мучительного развода осталось стойкое предубеждение против всех женщин вместе взятых, как рода в целом. Все врут. Все лживые, похотливые и жадные. И любовь – это пшик.
После развода вся его жизнь сильно переменилась. Элеонора съехала, забрав с собой большую часть вещей, и квартира стала казаться Владиславу пустой, не жилой и какой-то ущербной. Как инвалид, которого лишили ноги или руки или сразу обеих конечностей. Человек ещё есть, но вся его жизнь теперь превратилась в сплошное выживание и заискивание перед здоровыми, продолжающими нестись вперёд людьми, не замечающими отставшего калеку. Так и Шуманский – слонялся по опустевшей и чужой теперь квартире и ощущал себя отставшим от бегущей вперёд жизни.
Он залип в мутном омуте самокопаний и обвинял себя в недостатке внимания к жене и вечной занятости. То вдруг его одолевали обличительные внутренние монологи, обращённые к изменщице и врушке. И всё пытался понять и самому себе объяснить, как же это так получилось, что у его жены развивался роман больше двух лет, а он ничего не почувствовал? У него даже не возникло ни единой тени сомнения или подозрения. И так бы дальше и жил и прожил бы с ней ещё лет десять. А она бы на его деньги содержала молодых любовников, а потом лживо заглядывала бы в глаза Шуманскому, шептала ему ласковые слова. А он бы верил ей и таял, думая, что они всё так же любят друг друга, как и раньше.
Через пару месяцев он избавился от той квартиры. Вот только от тяжёлых мыслей, затопивших его мозг, так легко избавиться не получилось. Он переехал на новое место жительства, пообещав себе начать всю жизнь заново. Но вязким тёмным шлейфом за ним переползла его депрессия и разочарование, ощущение, что его предали, растоптали и убили всё самое светлое, чем была для него эта любовь к Эле. Как в старой французской песне, которую пел когда-то Жак Брель: «Если ты уйдёшь, мне больше не во что будет верить…» Оказалось, что Владиславу тоже теперь больше не во что верить.
Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его