– Но как-то он больше бог. …И создал господь человека по своему образу и подобию, – вспомнила я слова. Возможно, я залетела. Уставилась на него.
– Так где ты знакома с ним? Ты женщина и глупа.
– А как же авто и прочее?
* * *
Страсти разыграны. Варужан едет в автобусе. В нем ему хорошо. Просто в пустом пространстве. Там, где вокруг, темно. Он туда еще смотрит. Я человек, я еду, но я не двигаюсь, двигается пейзаж. Я здесь сижу и не двигаюсь. Он поднимает вверх руки, роняя их на колени. Женщина в красных обтягивающих ее жопу штанах (штаны облегают ее, как кожица перезрелую грушу). Теперь бы решить со временем. Пейзаж чтобы двигался. Он заметил ее грушу тогда, когда они стояли на пустыре. В автобусе потемнело. Он достал грушу из сумки и протянул ее женщине.
– Что это? Для чего? – женщина говорила по телефону до этого, она стояла рядом с людьми, но говорила не с ними. Вот что есть телефон. Что же он? Что такое? А значит, тело вдвойне здесь. Оно как бы без присмотра. Оно подает сигналы.
– Я вас угощаю ею, – он приближает фрукт к губам женщины. Женщина ест его. Сок течет по губам. Оба его не видят.
– Мы же не видим сок? – он слизывает с нее сок. – Теперь угощай сама.
В окно полетел огрызок.
– Темно, я тогда привстану.
Ее сок течет по щекам его. Груша совсем спела. Зрелость, ее он пробует. И погружается. Язык юркнул в ее задний проход, как ящерица в свою нору. Они прощаются ночью. Ночью они расстались. Она вышла в пустынном месте и пошла по нему. Ночь, темно и она. Просто идет во тьму. Вреж уезжает вправо. Ловит свое такси. Дни, но не все из жизни. Просто безумно все, нет ничего вкуснее, въехал в единый город. Если отойти от него, никого просто нет, ничего, я б сказал. Раньше стояли деревни, были еще города. Были, с чего я взял. В поле стоит девятиэтажный дом, ничего больше нет, мама зовет ребенка, кто-то курит в окне, сохнет еще белье, что висит на веревках. Дом улетает прочь. Все, что в дороге видел. Памятник еще танку, был он на въезде в город, города только не было, надпись его была. Везла на машине женщина. Остановив машину, она приподняла платье и раздвинула ноги. Она обнажила полные красивые ноги, по центру которых находилась теплица, тонкое покрытие, прячущее дивный цветок. Цветок испускал аромат, призывая пчелку. Пчела гудела, ища выход из улья. Он припал к тому, что увидел, к тому, что не видел уже, женщина равнодушно сидела, после чего закурила. Она только немного раздвигала ноги, чтобы мужчина мог полнее обожать ее. Она знала, что тело спадет, но относилась спокойно к тому, как продавец, знающий, что завтра привезут новый товар.
– А что я могу поделать? Кто-то говорит, что я животное, потому что я женщина, что я спокойно отношусь к смерти, так как не вижу ее и живу так, как и делаю лужу – под себя. Куда мне до мужчины, ссущего впереди себя. Но я еще раз повторяю мысль автора: я спокойна как продавец, знающий, что завтра будет еще товар. Или в холодильнике мяса полно еще. Кончится это – принесу новое. Будете еще брать?
Она отодвигает