– Разве Храмовый Совет не желает возвращения Матери так же, как и вы? – спросил монах.
– Боюсь, мой друг, они мне не поверят. – ответил Его Святейшество пустым голосом. – Они сделают все, чтобы доказать, что я сфальсифицировал Пророчество и обвинят меня в ереси.
– Совет подвержен тем же мутациям, что и другие с дефектным Геном Ассов, – спешно добавил Калавий. – Боюсь, отсутствие здравого смысла в действиях преподобных связано с этим. Когда–то они были достаточно мудры и не смели сходить с Пути.
– У нас нет времени для организации пышной церемонии для тебя, – торопливым голосом сказал Превосходительство. – К тому же это даст повод Храмовому Совету воспрепятствовать моему решению. Поэтому капеллан Калавий будет единственным свидетелем. Прочие узнают о твоем Выборе уже тогда, когда ты покинешь стены Обители. Поэтому волей, данною мне Матерью и Дитем, я объявляю тебя трибуном-инквизиторием. Прими титул и знак на свои доспехи. Я распоряжусь, чтобы гравировку сделали сегодня же. А завтра утром ты отправишься в путь. Ночевать будешь не в своей келье. Никто не должен знать о том, кем ты теперь стал, до завтрашнего утра.
– Есть еще один маленький, но очень важный нюанс, – с сарказмом произнес Белфард. – Я ни хрена не понял, что написано в этом письме.
– Тут мы с Калавием способны кое-что прояснить, – кивнул Его Святейшество. – Наш поход был сосредоточен в восточной части Пустошей, но легион уже второй год постепенно отступал на запад. Мы вновь собрали силы в единый кулак и двинулись вперед. В начале все шло хорошо. Многие еретики пали в многочисленных стычках, но особого сопротивления не было. Сейчас я понимаю, что нас просто заманивали в ловушку, все дальше завлекая на восток. Наша армия растянулась вдоль узкого ущелья, когда по нам ударили сверху и в тыл. Мы с трудом пробились из окружения назад. Гвардия Матери остался прикрывать отступление на небольшом песчаном холме. Сзади нас прикрывали скалы. Левым флангом командовал Калавий, правым я, в центре была Матерь и ее Дитя – Лиллит и Розалий. Две ночи и два дня мы отбивали набеги варваров. Патроны для ружей и револьверов давно закончились, и приходилось сражаться только сталью. Было еще одно орудие, но от перегрева его ствол разорвало, похоронив при этом трех братьев из орудийного расчета. Затем на поле боя появился он – Голодный Волк – верхом на черном коне он ворвался на наши укрепления и смял наш левый фланг. Глаза этого еретика пылали огнем ненависти. Золотые доспехи были залиты кровью храмовников. Он разил своим клинком так, словно мы были для него травой, а он садовником, лениво