Какое-то время Анна больше молчала, отвечая односложно, счастливая уже оттого, что находится рядом с ним.
Но вино сделало свое дело, ее скованность вскоре улетучилась, а когда они выпили на брудершафт, она окончательно раскрепостилась, ощущая себя наверху блаженства.
– Только ты и я… вместе… как сказочные принц и принцесса, – тем временем говорил Ник.
– Да, у меня такие же ассоциации, – согласилась Анна. – Это все немного похоже на сон, не правда ли?
– Кто знает, что есть сон? Может, мы заснули в волшебной стране тысячу лет назад, принимая за реальность то, что на самом деле было сном. И только теперь наконец-то проснулись.
– Если бы все было так, как ты говоришь.
– Может, нам и сейчас все снится. Вопрос в том, чей это сон – твой или мой?
Анна на мгновенье задумалась.
– Я бы хотела, чтобы это был твой сон, – наконец сказала она. – И, раз я в нем, значит, ты думаешь обо мне.
– Тогда пусть это будет мой сон, – согласился Ник.
– И пусть он будет долгим, – добавила она.
– Пусть никогда не кончается, – заключил он.
А после десерта он сделал ей предложение и нежно поцеловал ее в губы. Она не могла поверить в свое счастье, тем более что они так мало были знакомы.
– Я люблю тебя, Анна! – шептал он. – Я люблю тебя!
– Почему я не проснулась, когда ты поцеловал меня? Мы все еще здесь. Сон продолжается.
– Это не сон, Анна. Или, если все-таки сон, тогда я люблю тебя во сне. А если мы проснулись, я люблю тебя и наяву. Я люблю тебя, Анна, где бы мы ни находились – в сказке или в реальном мире.
Ну как она могла ответить ему «нет» после таких слов?
И куда все это делось после свадьбы?
Он требовал от нее откровенности, раскрепощенности, полной принадлежности ему. Она внешне подчинялась, но в глубине души испытывала непонятные сомнения в его любви.
У Анны вдруг появилась никогда не свойственная ей раньше страсть к вещам, она словно хотела спрятаться за одеждой, которая стала для нее чем-то вроде «второй кожи», вторым «я». Для Ника платья, блузки, свитеры Анны – бессмысленные, лишние вещи, мешающие ему видеть ее сущность, ее наготу – были ненавистны. Он даже ревновал Анну к этим вещам, которые могут беспрепятственно притрагиваться к ее коже, заменяя его настоящие, мужские прикосновения. Сомнения Анны – и в нем, и в себе – превратили одежду в некий фетиш: это было не только ее второе «я», но и второй «он», у которого можно найти защиту от настойчивости мужа, от его желания, иногда пугавшего ее.
Ей нравилось придумывать себе роли, находиться в постоянной игре, чтобы не позволить Нику полностью подчинить ее. Однако подобное запутывание следов имеет в качестве обратной стороны скованность и лишь частичную самореализацию.
Постепенно она все чаще и чаще стала отказываться от игры. Но это не помогло Анне избавиться от своей раздвоенности – одна женщина в ней хотела думать только о