И вот все поели и смотрят на меня. А какао? «Может, ты возьмешь компот?» Но что может быть хуже незавершенного гештальта? И я направился в святая святых – на пищеблок, куда, как известно, посторонним вход воспрещен. Оказавшись позади котлов и плит, я увидел перед собой огромный чан и дородную женщину с веслом, стоявшую ко мне спиной и свирепо орудующую орудием производства. «Что вы делаете, мадам?» – спросил я. «Это какао, – ответила женщина-исполин, так и не повернувшись ко мне. – Хотите попробовать?» – «А для чего весло?», – не унимался я. И тут она повернулась, и я увидел, как забота преображает человека. «А потому что я делаю какао из ласточки!» – ответила она. Я тут же представил себе ласточек, их низкий полет перед дождем, вспомнил ласточек, мирно спящих в июльскую жару на моем подоконнике, и царапающий звук, иногда исходивший от окон. Чуть приоткрыв жалюзи, я увидел, что некоторые из них, погрузившись в глубокий сон, неожиданно скользили вниз и, чтобы не упасть, не открывая глаз, лихорадочно работали лапками… Я подумал, что только ради этого стоило прилететь в Анадырь. Но при чем здесь ласточки? Тем временем она сообщила мне по секрету, что в этом году не было навигации и какао-порошок не завезли, вот они и придумали делать какао из конфет «Ласточка». «Оригинальное решение!» – заметил я, держа в руке горячий стакан с диковинным напитком и ощущая тесную связь с Родиной. Женщина приняла горделивую осанку, как бы приобщаясь к цветущей сложности евразийского пространства.
Прошло много-много лет, и вот, шестидесятипятилетний, я увидел в магазине поселка Идрица знакомую бутылку красного «Баккарди» – знаменитого кубинского рома из жженого тростника. «Эх, Матвей, будем пировать!» – подумал я на манер Алеши Димитриевича из первой волны эмиграции.
Но когда я взял бутылку и поднес ее к глазам, все прояснилось: «Ромовый напиток на основе „Баккарди“. Изготовлено в Ленинградской области».
И вспомнилось мне какао из «Ласточки», и женщина с веслом (жива ли?), и прекрасная юность.
У Джармуша есть один хороший эпиграф: «Никогда не путешествуйте с мертвецом».
Кухлянка Омелькота
На Врангеле эскимос Омелькот подарил мне кухлянку. От чистого сердца, он просто снял ее с себя и протянул мне. Отказываться было нельзя, это был сакральный подарок, и принимающий мог догадываться о кармической природе такого дара, например предположить, что все только начинается.
Полярники меня предупреждали, что следует очень осторожно принимать дары от местных, были случаи, когда перед самым вертолетом на Большую землю они бежали вместе с пограничниками к трапу и заявляли, что такой-то за бутылку водки отобрал у него шкуру песца, и события, как можно догадаться, становились непредсказуемыми.
Но, зная Омелькота – душа нараспашку, – я не мог допустить подобного коварства и, рассыпаясь в благодарностях, принял