В глубине души Элис знала, что Альберт любит ее – своей, понятной одному ему любовью, которая не имеет ничего общего с тем жгучим, необузданным чувством, о котором с детства грезила Элис и которое ей довелось испытать с Жуаном. Для нее любовь была не тихой гаванью, а сумасшедшим штормом, сносящим все на своем пути. Она мечтала о мужчине, который не сможет прожить без нее ни дня; который будет сходить с ума от одной мысли, что он может потерять ее; и который будет до потери пульса заниматься с ней любовью, изо дня в день доказывая ей, что она самая любимая женщина в его жизни. С Альбертом Элис ощущала себя невидимкой. Он часто говорил ей, что любит ее, но в его устах даже самые искренние и проникновенные слова теряли свой первозданный смысл и казались вымученными, словно Альберт заучил их.
– Если у тебя нет сегодня дел, почему бы тебе не навести порядок? Ты давно не убиралась в ванной, – сказал Альберт, не отрываясь от газеты.
Элис почувствовала, как внутри нее все вскипает. Альберт любил пускать пыль в глаза, доказывая всем вокруг, что у него, как он любил говорить, противно растягивая слова, водятся деньжата, и он любит их тратить. На самом деле Альберт был ужасным скрягой и считал каждую копейку. Сколько Элис его ни уговаривала, сколько ни пыталась убедить его, что ей сложно убираться в таком большом доме, он так и не согласился нанять уборщицу. Альберт считал, что содержать дом в чистоте – ее обязанность, не говоря уже о том, что ей равно больше нечем заняться, кроме как возить по полу тряпкой и скрести кафель в ванной.
Элис почувствовала, как полукружия ногтей до боли впились в кожу. Она едва сдержалась, чтобы не запульнуть в лицо Альберту горячей вафлей, но в последний момент что-то ее остановило. Она сделала глубокий вдох, выключила вафельницу и поставила на стол тарелку со стопкой вафель. Почувствовав сладкий запах выпечки, Альберт наконец отложил газету и с удивлением обнаружил перед собой Элис – словно это не она суетилась перед ним на тесной кухне последние полчаса.
– Какая ты у меня хозяюшка, – довольно сказал Альберт, накладывая себе в тарелку сразу две вафли.
Элис поморщилась. Она ненавидела, когда Альберт называл ее хозяюшкой – одним этим словом он обесценивал все ее амбиции и еще не забытую мечту стать танцовщицей. Она молча села напротив мужа и подцепила вилкой вафлю. Положила в рот кусочек и, монотонно жуя, уставилась куда-то в сторону.
– Ты сегодня не в духе? – спросил Альберт.
И снова этот обеспокоенный тон. Как будто он в силах ее развеселить и это не его вина, что у Элис испортилось настроение. Альберт ел медленно, лениво ковыряя вилкой кусочки вафли, словно назло ей.
– Со мной все в порядке, – тихо отозвалась Элис.
В обычный день он свел бы ее с ума, пытаясь выяснить, что случилось и почему она не улыбается; но в то утро Альберт слегка опаздывал