– Мэня зовут Ваче, – представился он. – Про сэбя можешь нэ рассказывать. Мы с Тамарой, пока ты двое суток без сознания лежал, уже о чём только нэ переговорили: и про Витю, и про мужа её бывшего, и про тебя я теперь достаточно знаю.
– Как Вам удалось спасти меня от змеиного укуса? У Вас оказался антидот? Я слышал, он очень дорогой, тысяча долларов за инъекцию.
– Укуса? – непонимающе нахмурился Ваче. – Ах, да. Так то нэядовитая змэя была. Хорошо, что ты её прибил, сразу стало понятно, кто тэбя покусал. Единственно, жрёт всякую гадость и в пасти мог трупный яд остаться, поэтому рану я тэбе почистил. Бинтовать я нэ очень умею – нэмного перестарался. – Он легонько похлопал Севу по руке. – Была б ядовитая, ты бы, конэчно, помер. От проглоченного яда. – И они с Тамарой дружно рассмеялись. Тамара смеялась легко и заливисто, не сводя со старика благодарного взгляда. Смех Ваче был как скрип несмазанного колеса – видно, очень давно он не веселился.
– Тебе повезло, что Ваче Васильевич врач, – продолжила, отсмеявшись, Тамара. – Он сразу понял, что у тебя с шеей и позвоночником, и зафиксировал всё как нужно.
– А что у меня, кстати, с шеей? – спросил Сева с тревогой.
Ваче посерьёзнел.
– Нарушены нервные связи. Головой ты ещё сильно ударился. По-хорошему, нужна опэрация и длительная терапия. Я боялся тэбя оставить, пока ты был без сознания. Но теперь-то я, конэчно, отправлюсь в город, чтобы прислали вертолёт. Бэда в том, что сейчас положение такое хрупкое, что, даже если тебя будут переносить очень-очень бэрежно, любое смещение может всё усугубить. И тогда, даже если светило хирургии будет тебя опэрировать, ты, в лучшэм случае, станешь кривошеем, а в худшем – всю левую часть тела парализует. Левая половина – это плохо, понимаэшь, сердце там.
Сева молчал, боясь разрыдаться. Он старался, чтобы его губы не дрогнули под полным сочувствия взглядом Тамары. То, что сейчас сказал Ваче, было хуже смерти, пусть даже мучительной, пусть в одиночку. Гнить в постели, хоть бы и при постоянном уходе и питании – это было по-настоящему жутко. По всей видимости, для Тамары этот страшный диагноз также стал полной неожиданностью.
– Так, может, не надо трогать, – жалобно заглянула она в глаза врачу. – Может, Вы сами его здесь прооперируете, а мы привезём всё необходимое для операции?
– Я нэ опэрирую уже сорок лет, – резко отрезал Ваче. Потом добавил уже мягче: – Ко мнэ даже сюда, в горы, умудрялись детей привозить, просили помочь. Я нэ потому отказывал, что у меня сэрдца нет, а потому, что вера в себя ушла. В таком состоянии я хуже тебя прооперирую, – сказал он, обращаясь к Тамаре. – Ты, вон, горы свернуть можэшь, таким руку направляют,