в-третьих, соответственно, Валя был моложе всех, многим исполнилось уже по девятнадцать лет и, самое главное, Валентин не был комсомольцем, единственным из четырехсот новобранцев. Для самого него это ровным счетом ничего не значило, но старший лейтенант Андрей Константинович Луговой, тот самый, который в первый день заступился за него в ружпарке, не зря спрашивал его про комсомол. Уже после этого старлей дважды вызывал Валентина в комнату командиров взводов, где располагались офицеры, и задавал вопросы, почему Валентин не стал комсомольцем, как это произошло, собирается ли он становиться комсомольцем, и вообще, как он относится к этой организации. Валя честно отвечал, что никак не относится к организации, в противном случае он был бы ее членом, что добровольно он заявление на вступление не писал, а в общий список его в ПТУ не внесли, почему, он не знает, наверное, у мастера были на то причины. «Понятно…», – каждый раз произносил старший лейтенант и отпускал новобранца. И вот сегодня, когда из четырех рот отобрали тех, кто не будет служить в Кремле, Валентин облегченно выдохнул, теперь можно написать родителям, что сын будет воином-кремлевцем. До конца этой недели новых кремлевцев должны были отвезти в Москву к месту их постоянной службы. Размышления любовавшегося первым снегом Валентина неожиданно оборвал вопрос.
– Бездельничаешь?
– А что делать-то?
– Свободное время у всех.
Обернувшись, он ответил сержанту Макееву:
– Собрался письмо написать домой. А что?
– В комнату