Ровно через год это покажется незначительным, но тогда я об этом не знала. Я сидела за столом с родителями, выпивая вторую кружку кофе, с которого шел густой белый пар, и смотрела в темноту за окном. Ночи в Мехико были холодными, особенно сейчас, в самом начале февраля.
Ужин у нас все же был. Отец принес картофель, томаты и копченый кусок индейки. По нашим меркам это было весьма недурно, и немного осталось на следующий день.
В кровати приходилось кутаться в несколько одеял, сваляных из шерсти овцы и ламы. Из–за холода я долго не могла заснуть, и удалось это сделать, лишь, когда на горизонте сквозь окно замерцали едва различимые лучи.
Утро началась, когда уже было светло, а часы показывали девять. Я наспех собралась, и убежала в город, где всегда можно найти работу. Конечно, первым делом я подумала, что можно вновь бежать на площадь, к тому же, их достаточно много в Мехико, чтобы обойти лабиринты улиц, и найти нужную, где я скроюсь ото всех, но вчера я тоже так считала. Поэтому, я свернула к бывшему ателье Дюплесси.
ВТОРАЯ ГЛАВА
–Ты словно напрашиваешься на порку, – сквозь оставшиеся зубы рычал на меня испанец, боявшийся подойти ближе, чем на пять футов. Несколько раз попытался, наступая на землю, как на хлипкий подвесной мост, но стоявшему рядом Диего достаточно было посмотреть на мужчину, чтобы тот трусливо пятился назад.
У испанца была лишь шпага, болтавшаяся на поясе, рядом с фляжкой для воды, иногда по ней постукивающая с характерным звоном, и ряд верных солдат из пяти человек, стоявших за его спиной.
Это был невысокий мужчина лет пятидесяти, с остатками полуседых, получерных волос до плеч, сильный сутуливший спину. Он без конца облизывал потрескавшиеся губы, щурил карие глаза, вокруг которых в морщинах скопилась грязь, и презрительно смотрел на нас. От него сильно разило потом, и на одежде, в районе рук, были въевшиеся пятна. Его одежда, хотя и была дороже моего зеленого платья из мешковины, настолько загрязнилась, что выглядела дешевой тряпкой.
Испанец вновь хотел подойти, но покосился на пояс Диего, где висело огнестрельное оружие, и нервно сглотнул, кажется, подавившись.
–Скажи спасибо, что ты – невестка Левиано, – он вытянул вперед перепачканную руку, с короткими ногтями, под которыми были черные следы, и показал на меня, – или я бы..
Диего насупился, и краем глаза я увидела, как он потянул руку к ремню, на котором висел пистолет, кончиком пальца коснувшись рукоятки.
–Последнее, о чем я хочу знать, это что ты свинья сделал бы с моей невестой, – Диего, утробно рычал, как озлобленный пес, готовый растерзать любого, кто приблизится к нему, и все ниже опускал руку по рукоятке с металлическим носиком.
Испанцы знали – индеец не выстрелит, это было непозволительно, мы и так за людей не считаемся, но подойти трусили. Диего был одним из немногих индейцев, кто мог заткнуть