Вновь что–то звякнуло, и приглушённо заплескалось в стакане. Видимо, некто налил кипяток в чашку, заваривая шалфей, высушенный на горячем солнце Мехико.
Я слегка приоткрыла рот, и стала медленно вбирать воздух, сочившийся суховатым потоком сквозь горло и проникая в легкие с обжигающим послевкусием.
Чертовщина.
Cердце горело, как после удара, а правое плечо зудело, точно я приложила его к нагретой солнцем стене, и от места боли до ладони проходила тонкая полоска запёкшейся крови.
Неожиданно, я расслышала неторопливые парные шаги и несколько слов, произнесенных грубоватым мужским голосом. Шаги нарастали, как нарастает дыхание, во время бега, становясь все более резкими, частыми, пока вдруг не замерли по ту сторону плотной, массивной двери, которая едва виднелась в густом месиве темноты.
Тихо подал голос замок, треснув, когда его дернули, прокручивая ручку в сторону, и с протяжным скрипом, оставившим неприятный звон в ушах, дверь прошла внутрь комнаты, пустив неяркий отблеск света. Начиная от бликов возле пола, я повела взгляд к двери, слегка жмурясь от света. На пороге стоял высокий силуэт щуплого мужчины, который некоторое время держался за ручку, глядя в мою сторону. А после медленно свел руку с продолговатой, железной ручки, и опустил ее к телу. Я внимательно следила за каждым движением мужчины, недоверчиво хмуря брови.
В несколько шагов юноши преодолели расстояние между нами, оказавшись возле моей постели, и один из них без колебаний низко склонил голову ко мне, сощурив и без того узкие глаза, и принимаясь внимательно всматриваться в мое лицо.
–Жить будет, – он отмахнулся рукой, с глухим шорохом одежды выпрямляя спину, больше похожую на иглу, и слегка качнул головой, от чего его черные волосы двумя прядками слетели на широкий лоб.
Жить будет.
Его фраза завертелась у меня в голове, с тем же странным тоном, которым он её произнес.
Жить будет.
Так странно сказал, словно это слово не должно было прозвучать в этой комнате. Словно его нужно навсегда забыть, и больше никогда не употреблять по отношению ко мне.
Я лишь часто заморгала, не в силах что–либо сказать, слегка приподняла уголок губы, и качнула головой, заменив тем самым приветствие.
–Да теперь уж точно, – второй усмехнулся, заставляя меня мелко дрогнуть, как от резкого холода.
Поставив руку на бок, слегка поддернув рубашку, блондин вновь усмехнулся, покрывая меня неприятной, карябающей коркой, идущей от ключиц до спины. Что–то в них отталкивало, поднимая с глубин инстинктивный страх, но я не разбирала что. Это были обычные парни, на несколько лет старше, они не казались опасными, но глядя на них, у меня мурашки бежали по леденеющей спине.
Брюнет приблизился ко мне, садясь рядом так тихо, что я уловила лишь шорох одежды, смявшейся от движений, и окинул меня дружелюбным, заинтересованным взглядом. Слегка хмыкнул, показав