И она мелко засмеялась своему остроумию.
Зал насторожился, замер, напрягся в ожидании – но устроителям зрелища хотелось народ еще немного промариновать. На сцену вышла дева в черном и утихомирила зал густыми тягучими звуками виолончели. Ларенчук ощутил темную тоску и отчаяние – осознание собственной бессмысленно прожитой жизни обрушилось на него и раздавило. Настоящая жизнь бурлила вокруг него в зале, раздавала награды, творила и оставалась в вечности на правах хозяев. А он, испитой, ленивый и не нужный никому боров с щетинистыми усами, перевалил на вторую половину, не оставив за плечами ничего, кроме гекалитров выпитой отравы и похмельного морока.
Виолнчель умолкла – зал облегченно вздохнул и навострил уши в ожидании.
Мелькая голыми ногами в разрезах серебристого волнующегося платья, вышла девушка с конвертами. Блеснула в сумрачный зал заученной улыбкой и ушла, дразня бедрами. Ведущий открыл первый конверт. Откуда-то с высоты тревожно зарокотали барабаны. Поэты в зале перестали шушукаться. Пуськов поправил бабочку и стал озираться, выбирая, с какой стороны лучше выходить к сцене…
– Итак… – ведущий с треском надорвал конверт. – Итак. – с шуршаньем извлек листок.– Итак, наконец, могу объявить имя победителя!!! В конкурсе Народный поэт победил… Ольга Акинина!!!!!!
Петр, на которого события вечера подействовали отчего- то усыпляющей, зевнул, да так и застыл с раскрытым ртом – по сцене шла Она. Зал безмолвствовал. Сияющая Ольга соприкоснулась щеками с ведущим и Рачуком – Петр на своем месте зафыркал, как барсук – приняла какую-то грамоту в рамочке и трехцветный каменный кубик с торчащим из него золотым пером. Тут же подергала перо, пытаясь вынуть, подняла его над головой вспыхнувшим золотым бликом.
– Скажите, Ольга – ведущий вдруг заговорил бархатным баритоном профессионального соблазнителя – вы ожидали, что станете первым лауреатом этой награды, которая, я уверен, в будущем станет такой же престижной, как Букер и Оскар? И расскажите нашим поэтам о себе.
Тут плавным жестом указал на затихший зал.
Ольга заговорила, но Ларенчук уловил лишь часть ее речи – учится в Литературном институте, врач… даже эти отрывки с трудом прорвались сквозь негодующее шипенье Пуськова.
– Да как они смеют!!! Как можно выпустить на сцену самозванку! Они совсем совесть потеряли!
– Я вам скажу так – она проплачена. Даже не проплачена, а… ну вы понимаете… вы только посмотрите на нее. Разве порядочная женщина будет так стоять? А так идти будет порядочная женщина? Нет, и еще раз нет! Порядочная женщина никогда не будет так вот себя вести! Это позор для всех порядочных женщин!
– Ничего, ничего, ничего, ничего – гудел себе под нос, как заведенный, Пуськов. – это все ничего. Это происки