Визит к сестре и её мужу неожиданно прошёл, что называется, «на ура».
Нэнси – настоящая дородная матрона – и Бернар – уже с приличным брюшком – встретили родственника с распростёртыми объятьями.
Конечно, искренне удивились его внезапному появлению, но оттого ещё только сильней обрадовались.
Не стали расспрашивать ни о больной руке, ни о кашле, ни о скверном выражении глаз.
Возможно, просто не заметили или не придали значения, но, тем не менее, юноша был им за это крайне благодарен.
Мимоходом показали дочерей – трёх девчушек-погодок, до ужаса похожих на свою мать, – и усадили за стол.
Правда, поесть Шарлю толком не удалось, потому что Нэнси буквально засыпала его вопросами о Париже, придворных дамах и последней моде.
Бернар, несколько раз попытавшийся вставить свой вопрос, был прерван самым безжалостным образом и сконфуженно умолк.
Одним словом, сестра, как и всегда, была в своём репертуаре, но это только подняло молодому человеку настроение.
Он с удовольствием рассказал ей о балах в Лувре, напрягшись, описал туалеты придворных дам, даже показал несколько фигур из популярных при дворе танцев.
Нэнси визжала от восторга и периодически висла у него на шее, Бернар усмехался в усы, а Шарль думал с удивлением, что впервые чувствует себя так легко и свободно.
Как-то отступили тоскливые мысли о Жаке, д’Эстурвиле, об испорченных отношениях с Пьером – а ведь брат был, по сути, единственной ниточкой, связывающей его с прошлым, – о преждевременно ушедшем отце.
Впервые Шарль рассказывал о своей парижской жизни, не продумывая наперёд каждую фразу – вот что значит общаться с людьми, которые совсем не знают тебя…
Возможно, именно по этой же причине он чувствовал себя так же легко со своими сослуживцами: не зная лейтенанта, они воспринимали его так, как было удобно именно ему, не особенно задумываясь, что же в действительности у командира на душе.
Все, кроме д’Эстурвиля, вдруг заявившего, что хочет узнать своего опекуна получше.
Вспомнив о кадете, юноша вздрогнул и на какое-то время даже не смог сообразить, о чём он только что рассказывал родственникам.
Нет, ну скажите на милость, почему мысли об этом мальчишке всегда появляются так некстати?
И зачем он вообще думает о нём?
Да потому, что соскучился.
Он так растерялся от этой мысли, что даже головой замотал: нет, не может быть.
– Что такое? – Бернар удивлённо уставился на друга. – Всё хорошо?
– Да, – Шарль легкомысленно махнул рукой. – Просто подумал вдруг, что уехал из Кастельмора, даже не предупредив никого…
– А, так давай я слугу пошлю. Ну, или вернёшься от нас пораньше, а завтра приедешь снова. Слушай, – и тут глаза приятеля загорелись мальчишеским блеском, – а ты и впрямь короля видел?
– Не только видел, но и разговаривал, – юноша с облегчением