– Тридцать милиграмм релаксанта ввела. – сказала Рита, отложив в сторону пустые шприцы.
– Хорошо. Не так быстро госпожа Воронкова. Мы ведь в жизни не дышим с такой скоростью. Вот, посмотри сюда. – Фридхоф стал водить пальцем по экрану наркозного аппарата. – Это объем, который ты подаешь. Не переусердствуй. А теперь взгляни сюда. Это наш один из главных показателей: Концентрация углекислого газа. Как ты думаешь, госпожа Воронкова, что хуже для пациента; гипокапния или гиперкапния?
Тая рассеянно замигала.
– Я думаю, что гипокапния хуже. – пробормотала она.
– Я тоже так думаю. А почему, не скажешь?
– Потому что… – Тая покраснела.
Заметив розовые кольца под глазами девушки, Фридхоф улыбнулся. Даже плотная защитная маска не могла скрыть его добродушную улыбку.
– Если выбирать из двух зол, то не критическая гиперкапния все же лучше. – пояснил он. – Так как при гипокапнии у нас сужаются сосуды и могут даже слипнуться. Нам это нужно? Правильно, не нужно. К тому же если концентрация углекислого газа будет низкой, то больной попросту говоря не захочет дышать после наркоза. Ты ведь знаешь что именно при незначительной гиперкапнии у нас раздражается дыхательный центр, заставляя нас кашлять и активно дышать. Так что запомни, что эта цифра на мониторе не должна падать ниже тридцати пяти или тридцати процентов. Хорошо? Молодец. Все ты понимаешь. Не волнуйся. Со временем всему научишься. А сейчас приступим к интубации. Пациент уже расслаблен.
Фридхоф умело рекленировал голову спящего, плотно прижался животом к его лбу, зафиксировав таким образом голову больного в запрокинутом положении.
– В нашем деле иметь выпирающий живот очень важно. Видишь какое практическое значение у живота в анестезиологии. – сказал Фридхоф – Вот ты у нас тощая. Как будешь интубировать?
Рита хихикнула, и подала Фридхофу ларингоскоп.
– Ларингоскоп в левую руку. Правой рукой открываешь рот. При введении ларингоскопа, придерживаем верхние зубы, чтобы не повредить их. Очень аккуратно вводим вглубь. Подойди поближе. Видишь? Это голосовая щель. У него все отлично видно. Потом острожно вводим интубационную трубу. Вот по этой дуге ларингоскопа. Видишь как я это делаю? Все мягко, нежно. До отметки двадцать два при такой длиной шее. Теперь возьми фонендоскоп, и послушай легкие.
Тая все делала как во сне. Раньше она настолько была далека от анестезиологии, что даже не знала как правильно пишется это слово на латыни. И сейчас каждое термин казался ей каким-то небесным бормотанием. Рита подала ей фонендоскоп и Тая, неуверенно обмотав шею тугими дужками, начала вслушиваться. Фридхоф потянулся к молодой практикантке, и накрыл ее сжатую кисть в своих больших руках. Тая чуть было не выронила блестящую головку фонендоскопа, но Фридхоф плотно сжал ее пальцы, и принялся руководить ее сжатой на фонендоскопе кистью.
– Сначала слушаем в эпигастрии. Слышно что-нибудь?
– Нет. – покачала головой Тая.
– Все правильно. И не должно быть слышно. Потом