Главное, что Лике это всё глубоко сиренево – она напялила свою панамку на уши и чешет себе, как слон сквозь джунгли. А на мой стремительно лысеющий череп без жалости валятся пучки фотонов и прочий ультрафиолет. И ведь она знает, как мне нехорошо. Наверняка же знает! Не может она этого не знать! И все равно идет, не оглядываясь.
«Впрочем, стоп, – говорю я себе. – Как бы мне не пожалеть о подобных мыслях… Пройдут годы, и я, скорее всего, с радостью и упоением буду вспоминать и это лето, и это беспощадное солнце. Есть немалая вероятность, к тому же, что я стану молиться о хотя бы частичном его повторении, искренне удивляясь своей ярко выраженной недальновидности и неумению получать сиюминутное удовольствие от настоящего момента, оценивая всю его прелесть лишь много позже».
Словно прочтя мои мысли, Лика оборачивается и, увидев, что я подотстал, останавливается и дожидается меня. Должно быть, всё, что я до этого думал, отчеканено на моей роже с такой прозрачностью, что, как только я подхожу, она тут же обещает первым делом купить мне пива. Спасибо тебе, о женщина! Ты великолепна!
Когда мы проходим по улице, названной в честь какого-то великого деятеля, о котором я никогда ничего не слышал, я замечаю нищенку, прячущуюся в тени. Закутавшись в свое тряпье, она сидит с закрытыми глазами, прижимая младенца к груди. В ее позе нет ни смирения, ни мольбы, а лишь тупое безразличие к происходящему… Я обращаю на нее внимание не только потому, что она в данный момент является единственным представителем человечества на этой безлюдной улице, но и совершенно по другой причине: за время моего пребывания здесь, помимо всего прочего, я обнаружил, что Лика обычно крайне внимательно относится к людям, просящим подаяния. Никогда она не проходит мимо них равнодушной – она либо дает им денег, причем, зачастую не ограничиваясь мелочью, либо всем своим видом выражая презрение, вперяется в них горящим взором. И в подобный момент она вполне может начать читать им лекцию или даже не постесняется прибегнуть к помощи сотрудников правопорядка. И все эти действия она производит с такой невероятной долей уверенности, словно заранее знает, у кого в жизни произошла реальная трагедия, а кто просто-напросто клянчит или строит на этом бизнес. Когда я попробовал уточнить у нее – как так происходит, она лишь пожала плечами – «не знаю». Поэтому внутри себя я сделал вывод, что у нее нюх на такие вот ситуации, и перестал придавать этому значение.