Он хохотнул, но смех перешел в приступ кашля. Спазмы сотрясали дряхлое тело с такой силой, что старик сбил с ног стоящего рядом раба. Паренек повалился навзничь, и кувшин с вином вылетел из его рук. Ярко-красная жидкость на мгновение застыла в воздухе и плюхнулась на императора, замочив его ногу и край изысканной тоги.
Тиберий рассвирепел, выпучил глаза и, еще не до конца подавив кашель, с размаха ударил несчастного по лицу. Тот взвизгнул от боли.
– Идиот! – прохрипел старик, поднялся и потряс мокрым концом тоги, и по полу разлетелись алые капли. – Геликон! – злобно ощерился император.
Я вся сжалась в ожидании беды. Огромный телохранитель вышел из-за ложа императора и схватил невезучего молодого раба, оторвав его от земли. Тиберий, вне себя от ярости, двинулся через зал к окну. Рабы и слуги на его пути словно растворялись. Он схватился за одну из стеклянных створок и распахнул ее. Шторм к тому времени уже добрался до виллы Юпитера, и как только окно открылось, в комнату брызнули капли дождя. Тогда я поняла, чему нам предстоит стать свидетелями, и отвернулась, чтобы не видеть, как Геликон несет голосящего раба к проему. Юноша вертелся как угорь, вырывался из лап телохранителя, царапал его тонкими пальцами:
– Нет! Нет, нет, нет, нет…
Внезапно в моем ухе раздался шепот Калигулы:
– Выпрямись и смотри. За тобой наблюдают Гемелл и Флакк. Не выказывай перед ними слабости.
Я не хотела выпрямляться и смотреть. Смерть я уже видела, в том числе смерть невинных, но сейчас происходило нечто иное. Это было убийство. Беспричинная жестокость. Даже знать об этом было невыносимо, не то что смотреть, однако брат был прав. Выражения лиц и юного Гемелла, и того высокого мужчины были достаточно красноречивы. Сама по себе я не представляла для них интереса, но они с готовностью используют мои слабости против Калигулы, а этого я не могла допустить. У меня остался всего один брат, и по мере уничтожения нашего рода моя привязанность к нему росла.
Я подняла голову. Громила Геликон нес раба к открытому окну, время от времени перехватывая свою жертву, а юноша молил и плакал, извивался и рвался на свободу. На лице Геликона не читалось никаких эмоций. Можно было подумать, что он просто несет бочку в подвал. Тиберий же источал злобу и мстительность и, не отрывая от раба демонического взгляда, все тряс залитую вином тогу.
– Нет, нет, нет, нет…
Руки Геликона покрывались царапинами от ногтей юноши. Вероятно, в ответ на это телохранитель крепче сжал худое тело, и все мы услышали, как треснули ребра. Крики сменились стонами.
Телохранитель дошел до окна и небрежно, словно остатки невкусной пищи, вышвырнул свою ношу под проливной дождь и низкие тучи. До нас донесся вопль падающего в бездну раба. Потом мы услышали, как он в первый раз ударился о скалы. Этот хруст я не смогла