Все готовились к празднованию Сатурналий, когда Гемелл предпринял еще один, последний, ход против Калигулы, после чего отказался от планов погубить моего брата. Дело в том, что Калигула переигрывал его на каждом шагу, и уловки раздосадованного императорского внука раз от раза становились все бестолковее. В то утро, когда слуги развешивали по стенам украшения, мы втроем – я, брат и Друзилла – стояли, облокотившись на подоконник, и смотрели вниз на далекую воду. К нам с подобострастными поклонами подскочил раб и замер перед Калигулой.
– Господин, прошу извинить меня, – залепетал он тонким испуганным голосом, – но император приказывает вам явиться к нему в термы.
– О, вот как? – беззаботно отозвался Калигула. – А во что он одет?
– Господин, я не понял…
– Он передал через тебя послание. Полагаю, глаза ты держал открытыми во время разговора с ним. Так как: был он одет? Обнажен? Или завернут в полотенце?
Друзилла вынырнула из своего тихого, непритязательного уныния и наморщила лоб: что за странный вопрос?
– Э-э… – беспомощно промямлил раб.
– Или, как ни маловероятно такое предположение, это Гемелл пожелал, чтобы я вломился в термы во время утреннего омовения императора и выставил себя круглым дураком? Честное слово, мальчишка совершенно разучился интриговать и теперь досаждает мне идиотскими розыгрышами. Давай-ка иди обратно к Гемеллу и скажи ему, чтобы он уже вынул палец из задницы и занялся чем-нибудь полезным для разнообразия. – Раб ушел, понурив голову, ведь за неудачу ему грозила трепка, а Калигула закатил глаза: – Это как играть в калкули[1] с белкой. До чего же скучно.
– Как ты догадался, что он пришел не от императора? – полюбопытствовала я.
– Во-первых, я знаю, что Тиберий не любит, когда его омовения прерывают. Во-вторых, туника на рабе была свежей и сухой, но любой человек, только что вышедший из терм, был бы мокрым от пота, и на тунике мы бы заметили темные пятна. Но главное – я узнал этого раба, он из числа тех, кто прислуживает Гемеллу. Наш двоюродный брат – тупица.
Я рассмеялась. Но догадайся я, что означает конец этих игр с Гаем, мне было бы не до смеха. Внук императора не образумился, а всего лишь переключился с Калигулы, который оказался ему не по зубам, на нас, двух сестер. Надо сказать, что я, столько выстрадав из-за систематического уничтожения моих родных, не велась на его издевки и насмешки. Друзилла же быстро научилась держаться поближе к брату, ибо знала, что только он убережет ее, более ранимую и беззащитную, чем я. И все равно Гемелл не отставал от нас, пытаясь