– Им-меется!
«Жж-вик-к-сс…»
– Чо? Як? Ой ли, говоришь, побратим? нет? В естях, – проворчал поселянин, откликаясь на скрип. – Этого добра, благодушья, поплюем чтоб не сглазить, слава тебе, Господи хватит.
Вновь произвелось «Тьфу-тьфу-тьфу».
Благодушие суть внутреннее благополучие, довольство судьбою, – подержал на уме, думая о жизни помор. Так? Вроде бы. Оно достается, наперво – трудами в сердцах… Также, ломовою работою, когда настает время собирать урожай. Истинно. А больше – ничем. Благодушествовать может любой… даже генерал, губернатор, – да не на голодный живот. Всё есть для радости: и хлеб, и любовь… дом, дюжина (поменьше) гусей… печь.
В жар – птицу!.. А ленивым – жар-птицу: ешьте, на здоровье; ну да; ежели, конечно уловите, – мелькнуло вослед с тем, как перед внутренним взором выплыл коробейник, гуляй. Федькина душевная стойкость, о которой твердил как-то вездеход в городке, в сущности пустые слова. Противу кого, для чего волится ему устоять? Бродит, со своею лопатою да песни поет. Лучше бы, не шаря в заоблачьях порылся в земле. Стоит покопаться; ей-ей. Стоит потому как в лесу, подал ее осинок с шишигами, закопанный – клад, ежели Прокопий не врал. Мог бы прогуляться туда. Просто и легко… А не так?
«Жжж…»
– Нет? не так? Не понял. Просвети, побратим. Али не хватает мозгов?
«Ну, – договорил про себя: – Видимо ужвикался, туп. Только в собеседники гож. Выострим; на что оселок?»
Брат сказывал: вселенная, земь держится на трех несказанно крупного размера китах. Столько же, как васькиных рыб, троица – опор в бытии: радость, православная вера и, конечно любовь. Эти нутряные имущества, – плутая в словах, яко в дыроватой сети, порассуждал селянин, все более тупея умом в пылу однообразной работы, – думается нам – триедины; разное сложилось в одно. Встарь, будто бы – у домен – сие сказывал двоюродный брат. Федька; лебеденок, эге ж. Видимо, в таком триединстве наилучшее – радость, талеры не каждому – бог. Радость – потолочная балка, матица, в крестьянской избе… Вот как? не сравнить с калачом? Даже? Ни с какой стороны?
«Жжж» – отозвалось под рукой.
– Правильно изрек… молодец.
Но… Так почему же – бегут? Он, Парка не какой-нибудь там прыгатель, бездомный кузнечик, – шевельнулось в мозгу, нетути особенных поводов удариться в скок. Нам – свое… Хлеб, собственный всему голова.
«Кто их разберет, перебежчиков? – задумался жнец, медленно-премедленно встав. Исподволь тупеешь… ага: можно бы сравнить: сотоварищ, чуточку подправленный, серп».
Сказывался, в первую очередь