А мы с подругой решили отдохнуть, всех пересидеть, чтобы потом спокойно, без свидетелей, покурить. Так и сделали. Толик Сергеев догадавшись, что провожать себя я опять не разрешу, принес нам одежду и вежливо попрощался.
Смешали свежий морозный воздух с вредным табачным. Помолчали. Полюбовались огромной, почти отвесной снежной горкой рядом с Филармонией. Летом она угрожающей не выглядит: так себе зеленая горочка, с одуванчиками. А сейчас – это не горка! Это гора! Фудзияма, не иначе. Посреди искрящейся от света фонарей снежной громадины сверху вниз тянулась тоненькая извилистая тропинка темного льда. Ребятишки днем, наверное, раскатали.
– А давай скатимся! Все разошлись, вроде, – предложила моя сумасбродная подруга.
Она всегда знала, что я ее поддержу. И мы, смеясь, стали взбираться на крутую гору вверх.
– Уф! На попе? – спросила Натка.
– На попе, картонка-то всего одна, – согласилась я, и пока, она замешкалась, пряча за пазуху сумочку, первой присела на лед.
Горка была очень большая. Раскатанная тропинка очень длинная. Такая, что только где-то в середине этого «поп-слея» я успела увидеть веселую компанию ребят, вышедших из Филармонии, и сообразила, что скачусь к их ногам в аккурат, когда они будут проходить мимо.
Но затормозить было невозможно. Ускорение увеличивало скорость. Позади меня, привлекая внимание, визжала подруга.
Вот так, с вытянутыми вперед ногами, со сбившейся набок шапочкой, я и скатилась к подножию ожидающей нас толпы. Захотела быстренько встать. Но, во-первых, быстренько со льда на каблуках не встанешь, а во-вторых, только я нашла точку опоры, как в меня с размаху врезалась Наташка.
Ее смутить было, конечно, сложно.
– Приветик, мальчики. А мы тут плюшками балуемся! – засмеялась она.
Парни достаточно любезно подали нам руки, подобрали пакеты. И можно было бы предположить, что мы вместе прогуляемся до остановки. Если бы один остряк громко так не произнес:
– Смотри, Макар, Это же твоя Росомаха!
И все, кроме меня и Наташки, засмеялись. В центре этой толпы стоял Евгений – в красивой дубленке и огромной пушистой шапке из какого-то неизвестного мне зверя. Он молча смотрел на меня и улыбался.
Я схватила Наташку за руку и изо всей силы потянула в противоположную остановке сторону, на темную заснеженную аллею.
– Нравится мне эта девочка, – успели услышать мы, убегая по скрипучему предновогоднему морозному снегу. По-моему, на этот раз никто не засмеялся. По крайней мере, я уже не слышала.
– Это кто у нас Росомаха? И какая-такая девочка кому нравится? – зашипела Наташка, когда мы отдалились от веселой компании. – Давай, колись. Тихорушница!
Мы уселись прямо на сугроб, и мне пришлось все рассказать: про дифзачет и банкетку, про Макарова и Агееву, про туалет и генеральную репетицию.
– Ох, Машка. Пасет он тебя, видимо. Приручает. Поосторожнее бы тебе с ним! Да что поосторожнее – вижу, что ты уже по уши в него