всю утварь в них. Пол и потолок становились сплошными линиями, будто линованная тетрадь. Полосы огибали углы, спускались по стенам, стекали по дверным проемам и превращались в пунктир по вине скрипучих стульев, столов, буфета. В доме было тепло. Даже зимними вечерами в нем невозможно было замерзнуть. Пледы не требовались. Если по крыше стучали капли, то их услышать можно было даже на первом этаже. Мелодия дождя всегда была кстати. Яркостью дом наполнялся только в дни, когда солнце на несколько часов прямыми лучами попадало внутрь. Вечерами же света казалось мало, но хозяйке этого было вполне достаточно. Могло показаться, что вечерами она зажигает свечи, но это только так казалось. Особенно, если вы прошли мимо горящих окон вдоль улицы. Весь дом с фасада был увит виноградом. Диким и совершенно непригодным для еды. Его ягоды не свисали барочными гроздьями и не полнились янтарем. Они уже будто рождались изюмом. Высохшими одинокими бусинами чернильно-синего цвета. Они не были и сочными или сладкими, скорее терпкими и какими-то вязкими. Пробовать их совершенно не хотелось. Своим вкусом ягоды могли порадовать только совсем изголодавшихся птиц, которым не досталось иного, более изысканного корма. Вина из них не приготовить. Солнце в них уже не впустить. Оставалось только покрываться дополнительными морщинами и коротать свой век. Но польза от винограда тоже была. Он давал необходимую прохладу в часы летнего изнывающего зноя, когда все силы выжигает жара. Его стебли своими щупальцами морского чудища обнимали, сковывали бревенчатые стены, карабкались по водосточным трубам, обвивали окна, ставни и доставали прямо до крыши. Всеми силами упирались, подпирали ее и потом исчезали из поля зрения. Листья, в отличие от ягод, источали жизнь в любое время года и, будто чешуйки какой-то рыбы, плотно находили друг на друга – превращались в единый щит. Прочный и надежный. Казалось, что в этих цепких, хватких объятиях дому гораздо спокойнее и ему не грозит суровое, беспощадное время или леденящие морские ветра в месяцы холода. Эта броня его защитит, надежно убережет, сохранит, а вместе с ним и всю нехитрую, но ценную для нашего рассказа историю семьи Эмине-ханым.
Часть 3. Капля, несущая наслаждение
Энес Я расскажу вам сейчас одну историю, которая многое объяснит и, смею предположить, понравится. Ее я услышал в одном старом кафе Стамбула, от чайджи – седовласого разносчика чая в красном жилете с золотым позументом и пышной вышивкой. Они обычно ходят со старыми медными чайниками и носят их на кожаных ремнях, как шотландцы носят свои волынки. Чайники эти скорее больше похожи на кувшины с длинным носиком, подобным изогнутой шее лебедя. Они крепят их через плечо за спиной и, когда вам потребуется этот напиток, сгибаются пополам в поклоне, переливая жидкость из брюха сосуда в маленький стакан – «бардак». Юбок, по примеру шотландцев, чайджи не носят. Чаще всего шаровары или обычные штаны мужского фасона. Найти его всегда легко и обратиться к нему можно не только за утолением жажды физической. Так вот
