Йылдыз-абла из соседнего подъезда вела своего кудрявого сынишку в школу. А у того новый рюкзак с портретом какого-то американского супергероя китайского происхождения. Какого именно, лучи не разглядели. Торопились, спешили. Им тоже надо поторапливаться. Да и не сильны они в этих героях. Лучи вертелись перед зеркалом в старой раме с золотым напылением. Золото сбереглось только на самых выступающих частях и те еще могли давать отблески по старой памяти. Лучи тараторили, говорили быстро, сбивчиво, перебивали друг друга, ведь они не могут гостить долго. Их час можно повторить, но нельзя растянуть. Во всем есть свои правила. Свой устав. Они планировали еще заскочить в другие окна и поболтать с соседскими обитателями. Их ждал одинокий торшер с кружевным абажуром, потертая шляпа на крючке у входа, чернильница с головой медведя, набор фигурок животных из фаянса с румяными щеками, пишущая машинка какого-то сценариста и ворохи листов с недописанными нотами и скрипичными ключами. Нужно было навестить милую старинную лиловую софу с бархатными кистями из 37-й квартиры, где жил какой-то одинокий мужчина, с которым они так никогда и не виделись. А вот софу знали неплохо, она всегда была рада их визитам и встречала их у наполовину раскрытого окна. Заскочить к коту с черными пятнами на спине и погонять его по комнатам. Затем пробиться сквозь деревянные жалюзи в 45-ю квартиру, где еще спала юная девушка с пушистым шпицем. К ней они заходили в последнюю очередь, перед своим исчезновением, чтобы ее сонных мгновений оставалось как можно больше. Ей торопиться некуда, а лучи – галантные визитеры – стараются уважать чужие правила. Но их все время подстегивает время, которого утром не так много – нужно все успеть. Из-за такого дефицита, некоторым из нас эти утренние минуты кажутся особенно ценными, если только присмотреться к ним. Постараться не игнорировать.
Энеса уже не было, и все это общение он уже не видел и не слышал. Как много он пропускал. Как много всего мы пропускаем. Он шел по улицам города, который только просыпался, и ступни Энеса будили его. Каждый шаг выстукивал и твердил: «Просыпайся, просыпайся, о великий Стамбул». Ему казалось, что он как точный будильник, каждым своим шагом давал понять мостовым, что пора очнуться от сна, ведь сейчас по ним устремятся тысячи других ног. Тяжелые подошвы продавцов симитов, кукурузы и каштанов, торговцев донеров и мидий, тонкие каблуки модниц, колеса машин и велосипедов заполнят город. Повозки, стук, скрежет, шорканье, бег вот-вот появятся тут. Подолы женских платьев будут щекотать город, а метлы дворников почистят улицы. Владельцы лавок и кафе смоют ночной сон из своих шлангов и умоют город. Так что пора просыпаться и тебе, Стамбул-бей.
Эмине-ханым «Пора просыпаться. Гюнайдын, новый день», – подумала Эмине-ханым и лениво открыла глаза; вернее, сначала левый глаз, а потом уже и правый глаз. Это Эмине-ханым – (или как я буду ее иногда называть – ханым-эфенди, с уважением к взрослой женщине, как тут принято). О ней тоже пойдет речь в этой книге. Вернее,
