– Ну что, ребята-демократы, – обратился Аркаша ко всем кроме коммунистов, – не скучайте, свидимся, ждите меня со щитом или на щите.
– И с вами свидимся, – пообещал он остальным.
Толку от Аниты и Пера действительно не было, но Аркаша всё равно за восемь часов с помощью кувалды, скальпеля, зажима и пары тампонов реанимировал Испано-Суису.
– Люблю большие красивые машины, – сказал он, утирая пот. – Чуть больше, чем больших красивых женщин, но чуть меньше, чем большие красивые реки. Ладно, поехали, бензина нам хватит как минимум до Эбро.
Они уже догнали было свою колонну («Вот и свиделись! На щите!» – крикнула колонне Анита), когда Аркаша притормозил и стал нервно шарить по своим карманам.
– Трубка! – простонал он. – Подарок Хэма! Я обронил её, верно, когда чинил машину. Выходите, ребята. Я поеду обратно. Я не могу оставить трубку Хэма врагу.
– И не подумаем! – хором воскликнули доблестные скандинавы.
– Спасибо, – проникновенно сказал Аркаша, – втроём мы найдем её в четыре раза быстрее.
Они вернулись на старое место и в травах – красных и жёлтых, белых и зелёных – пытались отыскать злополучную трубку. Стемнело. Они переночевали в машине и продолжили поиски утром.
– По-моему, нас окружают, – вдруг закричала Анита, – бежим!
– Поздно, – сказал Аркаша, выпрямляясь, – влипли.
И вдруг, замахав руками, с криками: «Стойте! Стойте! Не проезжайте мимо! Хватайте их! Я заманил их в ловушку! Это – важные коммунисты!» – он побежал навстречу грузовикам с солдатами.
Пер и Анита смотрели ему вслед скорее очумело, чем понимающе.
– Сейчас он что-нибудь выкинет, – нашлась Анита.
Но Аркаша выкинул только ненужные теперь условности.
– Я – шофёр, – рассказывал он, когда его вместе с трофейными Испано-Суисой, Анитой и Пером доставили в аюнтамьенто26 деревушки Корберы, утром оставленной республиканцами, – а это – важные коммунисты. Я возил их, но всегда хотел служить только национальным силам, только нашему каудильо27. Я – простой рабочий парень, баск по фамилии Эчеверрия. Мы, рабочие, ненавидим коммунистов, мы – за фашистов.
– Эй, хозяин, вино есть? – спросили итальянские офицеры, прерывая Аркашину исповедь в самом драматичном месте.
– Есть, несу, – отвечал староста.
– Тебе всё-таки так хочется жить, – спросила Анита по-шведски, – что ради своей жалкой жизни ты предаёшь нашу идею?
– Ты можешь выдать меня, если хочешь, – шепнул Аркаша. – Говорите по-испански, – произнёс он уже громче, – господа не изволят понимать вашего тарабарского наречия.
Анита, не прицеливаясь, плюнула и попала Аркаше в щёку.
Связанный Пер насуплено молчал.
– Вот она, интеллигенция, – говорил Аркаша, отираясь, – а ведь мы, рабочие парни, такого себе не позволяем. И господа офицеры такого себе не позволяют, потому что это – настоящие господа.