Уже сто лет он не просыпался с музыкой в голове, а раньше, давным-давно, так начиналось каждое утро. В те годы, открывая глаза, Андрей слышал, как душа его исполняет какую-нибудь из любимых песен. Обычно это было что-то энергичное или же легкое, как «Cool Cat». Он точно помнил, что такие пробуждения были в порядке вещей во время учёбы в институте, но потом пропали. А тут вдруг – впервые за столько лет?
Не иначе как хороший знак, решил для себя Андрей.
Потом он вспомнил о неудачном путешествии в костёл, но теперь уже не слишком грустил из-за этого. И ещё вспомнил об одном месте, куда приходил, когда был школьником, чтобы просто посидеть в тишине, подумать…
– …и спрятаться… – булькнула память.
– Заткнись.
Вдруг он понял, что нужно было сразу отправиться именно туда. Ещё вчера.
Андрей медленно поднял руки к потолку и почувствовал, как тянутся мышцы вдоль позвоночника, зевнул, и само собой в памяти всплыло название песни – «Cool Cat».
Кот заглянул в смартфон, который сообщил, что на улице сегодня всего-то минус пять, и можно обойтись без термобелья.
Андрей подмигнул экрану и стал одеваться.
Перед тем, как шагнуть за порог, он замер. Вернулся за паспортом (на обложке которого тоже были коты), подумал немного, поднял с пола рюкзак и бросил внутрь чистый ежедневник в твёрдом переплёте и ручку. Снова посмотрел на себя в зеркало и открыл дверь.
Вопрос несоответствия
Здесь почти ничего не изменилось с тех пор. Пол перестелили, но и новый линолеум со временем протёрся всё в тех же местах, а там, где его когда-то порвали каблуки неосторожных посетителей, лежали заплатки из тонкого оцинкованного металла, прибитые гвоздиками.
Линолеум стал первым, на что он обратил внимание, и теперь, ожидая библиотекаря у его стола, рассматривал зал, перебирал детали.
Мир, в котором прошла важная часть детства, почти забытый мир, теперь оживал. Поблекшие краски расцветали, словно картинки, с которых стираешь слой пыли, они начинали дышать и становились полнокровными.
Старые школьные парты, на столешнице которых поколения детей проводили шариковыми ручками по желобкам древесного узора или что-то царапали. Негромкое и до чёртиков уютное потрескивание батарей, что тянулись по полу вдоль окон и напоминали задремавших сытых питонов молочного цвета. Священная тишина, в ней только и было слышно, как щёлкает секундная стрелка круглых часов на стене – прямо над столом библиотекаря. И деревянные ящички с карточками из плотной коричневой бумаги самого низкого сорта.
И, конечно, запах. Тогда, в детстве, этот запах был символом покоя, безопасности и уюта. Он был символом надёжности мира читального зала, мира, где нет времени, нет угроз, а есть только невидимый полог, скрывающий от всего самого плохого, что может поджидать по ту сторону больших