– В Питере не всё подряд, там классные!
– Классные – это не в России.
– Да ты, матушка, сноб! – меня всегда бесила Райкина зацикленность на иностранной музыке, мне так хотелось, чтобы она вслушалась в слова и стихи «Снайперов» – и тогда, она бы поняла… Поняла меня.
– Да, я сноб! И что ты со мной сделаешь? – тут наконец Рая рассмеялась, откинув волосы назад. Я как оленёнок замерла, зачарованная тем, как солнечный свет заполнял её всю.
Мы помолчали.
– Ну ладно. Допустим, концертами и клубами тебя не заманишь. А крыши?
– А что, в Москве с домов сняли все крыши? Сенсация-сенсация, в городе съехали абсолютно все крыши! Жители просто не просыхают! – Райка заливисто хохотала, театрально размахивая руками на манер мальчишки с газетами.
– Ну нет! В Питере совсем другие крыши! Они красивые, – я схватила её за руки, чтобы остановить это представление.
– Тоже мне. Наши крыши не хуже, – она выпуталась, но говорила уже абсолютно серьёзно. – Пойдем, я тебе покажу.
Рая повела меня чуть ли не к ближайшему подъезду, который неожиданно оказался открыт. Мы поднялись на последний девятый этаж почему-то пешком. Лестница на крышу была загорожена обыкновенной рабицей с дверью на замке. Только я собралась позлорадствовать, что её незапланированная затея сорвалась, как Рая подёргала ручку и дверь поддалась. Бесшумно мы залезли на чердак, где в дальнем углу сочно благоухал какой-то спящий бомж. Открыли люк и выбрались на крышу.
Райка торжествовала: с крыши и впрямь открывался знатный вид на Замоскворечье. Усевшись на коньке крыши, мы закурили. Включили её плеер, поделили наушники. Молчали.
Тут заиграл трек Joan Jett:
Ah, now I don't hardly know her
But I think I can love her
Crimson and clover
О, я теперь толком не знаю какова она
Но думаю, могу её полюбить.
Малина и клевер
Ah, now when she comes walkin' over
Now I've been waitin' to show her
Crimson and clover
О, теперь когда она зайдет
Я так ждала, чтобы показать ей
Малина и клевер
Мы обе хорошо знали английский, и я знала – она прекрасно понимает слова. Меня накрыла душная волна: она знает? Заметила? Что мне сделать? Позволит ли она?
Почувствовав на себе мой взгляд, Рая посмотрела на меня. А я быстро наклонилась и поцеловала её – максимально бережно и тепло, насколько это было возможно на продуваемой апрельской крыше. Через мгновение я открыла глаза, чтобы увидеть её – широко раскрытые. Она не отвечала на поцелуй, но и не противилась ему. Это длилось минуту или чуть дольше, потому что боковым зрением я увидела, что сигарета, безвольно повисшая в её руке, почти истлела на ветру.
Её губы были нежными, хоть и сильно обветренными. Лёгкими и одновременно такими мягкими, как могут быть только очень желанные, наполненные жизнью губы. Если бы надо было описать поцелуй для того, кто ни разу не целовался, я бы сказала: прижмитесь губами