– Милый человек, подай на пропитание, – раздался монотонный голос, от которого Уизли вздрогнул, чуть было, не выпустив из рук вожжи.
Повернув голову, он узрел в двух шагах от себя весьма упитанного мужчину. Держась руками за телегу, он шел рядом, взирая на него масленым взглядом, каким обычно смотрят развратники и выпивохи, готовые за глоток эля расцеловать любого до смерти. Куртка из овчины, сине-красные чулки, туфли из синего бархата, разноцветный берет с меховой оторочкой и клок рыжих волос, на модный манер торчащий из-под берета вкупе с соломинкой в уголке рта говорили о том, что сей человек не испытывает нужды.
– У меня ничего нет, – отозвался Уизли, посмотрев по сторонам, словно устыдившись собственных слов.
– Совсем-совсем ничего? – переспросил попрошайка, глянув на свиней в телеге.
– Я что, на другом языке говорю!? – вспылил Уизли, ощутив в нутре легкое шевеление.
– Не знаю, господин. Знаю только, что у хорошего господина для бедного человека всегда найдется лишняя монетка.
– Может и найдется, но не про тебя, побирушка!
– Хоть я и побирушка, господин, – ухмыльнулся попрошайка. – Но, хвала Богам, лицом не обижен!
При этих словах Уизли ощутил, как в его нутре поднимается волна гнева, которая вот-вот затопит его и вырвется наружу. Побагровев от злости, он открыл рот, дабы ответить обидчику, но в последний миг передумал. Десятки любопытных глаз смотрели на то, чем все закончиться. Были и такие, что хихикали и перешептывались, показывая на его уродство. Сжав челюсти, Уизли пошарил в кармане
штанин и выудил пару пенсов.
– Держи, – сказал он и бросил монеты попрошайке, да так неловко, что те пролетели мимо его рук и упали на мостовую.
– Ух, чтоб тебя!
Лицо попрошайки исказилось от злости. Подобрав монеты, он вычистил их рукавом куртки и удалился прочь, потеряв к Уизли всякий интерес. Что до остальных, то