Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса. Джон Тревин

против) за немедленное восстание. В назначенный день, 24 октября / 6 ноября, ключевые пункты в Петрограде сдались практически без сопротивления, в то время как жизнь в столице, в целом, шла своим чередом. В то утро крейсер «Аврора» поднялся вверх по Неве и стал на якорь у Зимнего Дворца. Над ним развевался красный флаг. На следующий день из Петрограда выехал открытый автомобиль. Он вез маленького человека с квадратным лицом, коротко подстриженными волосами и огненным взором. Это был Керенский, который направлялся к армии на юг. В ранний час 26 октября / 8 ноября остальные члены Временного правительства сдались. Керенский, не получив поддержки, скрывался шесть месяцев и, в конце концов, бежал из страны через Мурманск. В течение остальных пятидесятидесяти лет своей жизни ему никогда больше не довелось побывать в России.

      Почта и газеты приходили в Тобольск нерегулярно, и это постоянно беспокоило Николая Александровича. День за днем в ожидании известий он просиживал у себя в кабинете, где на стенах висели портреты Императора Александра II и Царевича, но до него доходили только слухи и немного правды. Вот как это время вспоминал Жильяр:

      «Одним из высших лишений во время нашего пребывания в Тобольске было почти абсолютное отсутствие известий. Письма доходили до нас очень нерегулярно и с большим опозданием. Что же касается газет, то мы были ограничены жалким местным листком, печатавшимся на оберточной бумаге, в котором публиковались только старые, запоздавшие на несколько дней телеграммы и чаще всего сокращенные и искаженные известия. Император, однако, с тревогой следил за событиями, происходившими в России. Он понимал, что страна неслась к гибели. Лишь однажды надежда возвратилась к нему, когда генерал Корнилов предложил Керенскому выступить на Петроград, чтобы положить конец агитации большевиков, которая становилась все более и более угрожающей. Его печаль была неизмерима, когда стало ясно, что Временное правительство отвергло это единственное средство спасения. Это была, как он понимал, последняя возможность избежать, быть может, угрожающей катастрофы. Я услышал тогда в первый раз, что Император пожалел о своем отречении от престола. Он принял это решение в надежде, что лица, которые желали его удаления, были способны успешно окончить войну и спасти Россию. Он опасался, чтобы его сопротивление не было причиной гражданской войны в присутствии неприятеля, и не пожелал, чтобы кровь даже одного русского была пролита из-за него» (Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской Семьи/Петергоф, сентябрь 1905 г. — Екатеринбург, май 1918 г. М., 1992. С. 140).

      Когда Николай Александрович, наконец, получил большой пакет газет с полным, даже чрезмерно подробным описанием восстания, он, по словам Гиббса, был потрясен больше, чем когда-либо. Это был истинный террор: разве для этого он отрекся?

      «Я никогда не видел Императора таким потрясенным», – вспоминал Гиббс. «На мгновение