Ехать домой было не очень приятно: солнце припекало вовсю, а мухи и пыль не добавляли радости. Всю дорогу Делия мечтала только о тени и холодной воде. Когда наконец прибыли, она снова обтерлась губкой и сменила платье. Сразу стало полегче. Но отдыхать по-настоящему она не посмела: Агата, едва переодевшись, начала готовить воскресный обед, и ей было стыдно сидеть сложа руки.
«Давай я помогу», – сказала Делия, заглянув на кухню, где уже шкворчало масло, и от плиты тянуло жаром.
«Я справлюсь сама».
Она, однако же, не сдавалась и принялась выпрашивать хоть какой мелкой работы, лишь бы чувствовать себя нужной. Тави играет одна, не хочет слушать книжки – говорит, что ей сегодня уже много читали. Может, какую пуговицу нужно пришить?
«Но ведь нынче воскресенье, – сказала Агата. Потом, вспомнив, очевидно, о скором переезде, добавила: – Если только сложить вещи мистера Клиффорда в ящик…»
Делия горячо подхватила эту идею, и сестра, улыбнувшись, ответила ей благодарным жестом. Она редко его использовала – он напоминал обычное «спасибо», но делался обеими руками. Делия старалась переводить знаки в слова, если они имели для нее особое значение, и озвучивать их в уме, открывая новые оттенки смысла.
«Я так признательна тебе за помощь, – мысленно приговаривала она на все лады, снимая книги с полок и вытирая с них пыль. – Ты молодец. Это так здорово, что ты приехала! Нам хорошо вместе. Я очень люблю тебя».
Разномастные томики из библиотеки мистера Клиффорда – педагогика да немножко технических – один за другим перекочевывали в ящик, и собственные руки казались Делии ловкими и быстрыми, и хотелось свернуть горы, чтобы не разочаровать человека, так щедро похвалившего тебя. Так бывало в детстве, когда она правильно отвечала на хитрый вопрос Адриана, и он восклицал: «Точно! Ну и память же у тебя!» А она и сама не знала, почему ей так легко давалось все, что он рассказывал. Теплый тенорок, то и дело украшавшийся переливами заразительного смеха, вливался в ее голову, как морская волна; схлынет волна – а знания остаются лежать, как сокровища, принесенные прибоем. Она с тихой радостью носила в себе эти сокровища и редко кому их показывала; честно говоря, показывать было особо некому: отец считал их бесполезными и даже нездоровыми для девочки, остальным и вовсе не было дела.
Адриан однажды сказал ей: «Ты вырастешь умной женщиной». Как удивительно это прозвучало! «Умный» в сознании Делии всегда связывалось с мужчинами и виделось ослепительным нимбом над их головами. Мужчины делали открытия, изобретали машины, творили «настоящую», как говорил отец, литературу. А женщинам предназначалось быть хранительницами домашнего очага и верными, любящими спутницами мужей. Об этом твердили нянюшка и мисс Шульце, об этом писалось в книжках, по которым она училась, –