"Пробовал успокоить его, да разве ж его успокоишь".
"То-то оно, что…", – вставил целовальник опять со смешком.
"Выхватил он нож и ну кидаться на меня. Вас, говорит, порешу и себя не пожалею. Тут я… как батюшка говорил, схватил палку, по руке ему…"
"Знаем, – не утерпел целовальник, – выбил ты нож, Митрий тебе о стену уши надрал за твои пакости. Ты ему хрястнул, он в падучую. Так? Дальше-то что?"
"Упал Митрий на землю, пена изо рта… И вдруг Ульянка… выскочила из-за спины, нож подхватила с земли и… прямо Митрию по горлу… Я и обомлел". – "Пошто же она убила Митрия?" – первым спросил сотник. – "Говорит, со страху. Если бы прознали в селе про…" – "Ваши шашни, твои и Ульяны, печниковой дочки", – помог целовальник. – "Да… Сраму было бы. Её бы собственный отец со свету сжил".
"Как же вы так? – с какой-то тоской произнёс отец Офонасий. – Сначала бесчестие великое творите, прелюбодействуя, а потом, чтобы покрыть его, душу свою бессмертную губите. Ох-хо-хо!"
"Не мог я Митьку, – залепетал Ефим, – брат он мне".
Отец Офонасий тяжко вздохнул, шагнул расслабленно назад и тяжело сел на лавку, держась за грудь.
"Что, батюшка, плохо? – целовальник подскочил к отцу Офонасия. – Ну-ка, бабка, дай батюшке травки какой или настоя", – потребовал он от ведуньи.
"Не надо ничего, – остановил отец Офонасий. – Сейчас на воздух выйдем, и лучше станет".
"Нето, водицы испей, – предложила бабка Калиниха. – У меня ключевая".
"Спаси Бог, – ответил отец Офонасий и действительно выпил с четверть ковша холодной воды. – И вправду, хороша водица".
Старуха молча кивала головой и опять же хитровато улыбалась, понимая, в чём истинная благодарность отца Офонасия, а может это была всего лишь её неосознаваемая привычка.
"Раз в порядке, отец Офонасий, пойдём к печнику, – стал торопить целовальник. – Будем от Ульянки признание принимать".
Время уже наступило вечернее. Стадо, пригнанное пастухом, шло по улице, хозяйки встречали своих коров, готовились к дойке. Но большинство крестьян все ещё продолжали трудиться в поле на жатве. Придя во двор печника, Саввы, следователи с Ефимом присели на завалинку, поджидая хозяев, за которыми послали. Посреди двора высилась просушиваемая груда колотых берёзовых дров. Из-за этой груды выглядывали коза с козлёнком. Возле хлева в земле копошились куры во главе с радужным петухом. Петух время от времени, замерев, подозрительно оглядывал незнакомцев в своих владениях.
Ульянку с отцом ведущие розыск заметили ещё издали и смотрели, как не торопясь, они идут по улице. Когда Савва и Ульянка подошли к дому, ожидавшие их, кроме Ефима, поднялись навстречу. Ульянка, на удивление, держалась спокойно, хотя поглядывала на окружающих своими карими глазами исподлобья. Савва, её отец, казался растерянным и в то же время настороженным.
"Доброго здоровьечка, – начал он. – С чего это мы вам понадобились? Живём тихо, никого не трогаем".
"Здравствуй