– Звать как?
– И-и-и, – завыл Васька, Северианов влепил очередную пощёчину.
– Отвечай! Живо!
Подпоручик Дроздовский, лучший мастер допросов контрразведки, конечно, врезал бы апперкотом с правой в пузо, и это, возможно, ускорило бы процесс приведения в чувство, но Северианов так не поступал никогда. Ему было искренне жаль несчастного извозчика, лишившегося и чудом вернувшего лошадь и экипаж, и Северианов вместо очередной пощёчины протянул «мерзавца».
– На, хлебни малость, полегчает.
Маркелов мгновенно выхватил шкалик, одним глотком осушил половину, дальше Северианов не дал, отобрал бутылку.
– Позже! Зовут тебя как, спрашиваю?
– Маркеловы мы, – икнув, простонал извозчик. – Василий Никанорович.
– Что ж ты так набрался, Василий Никанорович, – попенял Северианов. – С горя или в радость?
– Лошадушка моя! – запричитал, затряс мокрой гривой Маркелов. – «Красотка», кормилица! Отняли, ироды, поганцы! Думал, всё, конец тебе, Вася, а она, моя голубушка, сама вернулась, ласточка ненаглядная! – Он попробовал потянуться к лошади и чуть не сверзился на землю.
– Кто, когда? – быстро спрашивал Северианов. Несмотря на темноту и последствия обильного возлияния, Маркелов всё же разглядел фуражку, погоны, кобуру с наганом у спрашивающего и сразу присмирел, вырваться больше не пытался и даже говорить стал осмысленно.
– Вчерась трое подошли, страшные – жуть просто, пистолеты наставили, с пролётки скинули и укатили. Душа аж перевернулась, так струхнул, думал, жизни лишат. Попрощался уж и с лошадушкой, и с пролёткой, ну, думаю, судьбинушка, кончилась жизнь, хоть в петлю полезай. Я ж двадцать годков, почитай, пассажиров вожу, такое приключилось! Остается лишь горькую пить, совсем пригорюнился я, а к вечеру «Красотка» моя с экипажем подкатывают к Фадеичу, пролётка пустая, как с неба явились. Я от счастья такого ноги чуть не протянул, выкатил на радостях угощение товарищам, дальше ничего не помню.
– Где это произошло? Показать сумеешь?
– Знамо дело.
– Тогда поехали. Управлять пролеткой сможешь?
– Мастерство не пропьёшь! – с преувеличенной удалью гаркнул Маркелов, с трудом распрямился, сделал неуверенный, заплетающийся шаг и вдруг, одним неуловимым, доведённым до автоматизма движением, ласточкой взлетел на козлы, подхватил вожжи и махнул кнутом в воздухе. – Прошу-с, ваше благородие, доставим в лучшем виде-с. Но-о-о, «Красотка», вези, родимая!!!
Произошедшая на глазах метаморфоза немало позабавила Северианова, он усмехнулся, полез в экипаж.
Ехали недолго. Булыжная мостовая скоро сменилась вязкой разъезженной глиной, пролётка загромыхала, закачалась, угрожающе скрипя. Вокруг стало совсем темно и достаточно