В спектре души моей, вечной и монохромной,
Светлая часть равна полностью части темной.
Левой рукою я, праздною и лукавой,
Всё разрушаю то, что создаётся правой.
Зыбь осушив, хлещу я наводненьем сушу,
Сам свою сущность, суть, сердце свою и душу
Пеплом испепелив, пламенем пламенею
В тянущиеся век сутки моей Помпеи.
Жизнь моя, то ль назад, то ли вперед влекома:
Дважды за день, входя и выходя из дома,
Полуслепым скользнув взглядом, лицо в лицо, я
Сталкиваюсь в дверях снова с самим собою.
Не примирить мне мощь дела и силу слова,
Каждый мой шаг встает вечным распутьем снова,
Где, от себя закрыт только одним моментом,
Сам же себе стою бронзовым монументом.
Найден самим собой, сам у себя украден,
Я на самом себе взвешен и легким найден,
Словно Гермес, лукав, как Ганимед, послушен,
Я равнодушен, я полностью равнодушен.
Свято я не живу, хоть не живу порочно,
Вроде не близорук, не дальнозорок точно,
Но на письме моё с детства двоится зренье:
В каждой балладе и в каждом стихотвореньи
Звуки начальных строк, до запятой, до точки,
Эхом звучат всегда самой последней строчки.
Все мои беды суть дети одной хворобы:
Что бы ни начал я и ни закончил что бы,
Пóд руку шепчет мне скромность или тщеславье
Кончить за упокой все, что начну за здравье.
Мучаюсь я – и пусть глас мне ответит божий,
Кто же первичен – я или второй, похожий
Так на меня, вон тот, там, за зеркальной гранью,
Равный в движеньях мне, внешности и по знанью,
Вечный вопрос (хотя все суета из сýет):
Кто же из нас двоих пишет, и кто диктует?
Сам же в себя влюблен, сам от себя отсушен,
Я равнодушен, я полностью равнодушен.
Как бы ни бушевал, ждет вдалеке затишье:
Вот, написав уже двадцать одно двустишье,
В них отрицаю сам, ветреный и дремотный,
Четную строчку я каждой строкой нечетной.
Ставлю всю жизнь мою, мучимый вечной жаждой,
Лыком себе в строку минус и плюсик каждый,
Сам же себе не дав вечной свободы шанса,
Взаимопоглотясь, все приведя к балансу,
Нету для тела дел, нет для души отдушин,
Я равнодушен, я полностью равнодушен…
DER FLIEGENDE HOLLÄNDER
Когда разбил от борта и до борта
Шторм в щепки лодку утлую мою,
Я испросил бессмертия у черта,
И черт сказал: «Бессмертие даю.
Вот тебе шхуна. Через все препоны
Ты можешь плыть, спокойным можешь быть:
Её ни Зевсу и ни Посейдону
Ни молнией не сжечь, не потопить.
Моря – твои, куда хватает зренья,
Вставай на мостик новенький, рули,
Вот твой компáс,