Подруга, знающая её лучше всего,
готова за нас сердцем дорожить.
Видение светится в глазах его,
рука художника не ищет, не дрожит.
Как в зеркале, картина отражает сути нить,
каждый луч её заставляет образ полюбить.
Разрыв
Separation
Я не могу ей это говорить
и слезу нет сил остановить,
улыбку от слезы кривит.
Ты лучше напиши признание,
им разожги моё сознание.
Болтай, хохочи и танцуй,
игра в запрете, не флиртуй.
Ты не красней нас что-то объединяет.
Мы не друзья и это нас разъединяет.
Уже вот целый час идёт,
а я с ней не могу уже общаться.
Пусть дружба до смерти доживёт,
ведь она жива и может улыбаться.
Я чувствую она с ума меня сведёт.
Если для нас язык непонятный,
а слезы недовольны тобой,
следовать за всеми давайте,
это единственный путь такой.
Будь счастлив на этом, прощайте!
Я видел, как два сердца воркуют,
как пара поющих птиц.
Перед рассветом тоскуют,
еще не увидев зарниц.
Разделим их, пусть ревнуют.
Разведём их при самом рождении,
из-за страха, что наступит день,
в их отсутствии, в недоумении,
уходящим в огромную тень,
без возможности в соединении.
Цветок без солнца
Fleur sans soleil
Могла она излечить ребёнка своего?
Она любя страдала, боль стала сладкой,
сказала, что может умереть ради него.
Его голос сердце задевал украдкой,
но она восторгалась существом его.
Его шаг не такой, как у других мужчин,
если она слышала шум, что был рядом,
то краснела от эмоций и других причин,
когда особенно наблюдала взглядом,
он вниз смотрел и был неумолим.
Он знал, как с ней счастливым быть,
и смог бы украсить ей гробницу.
Цветок любви ей от сердца подарить,
но думал, что достаточно в темнице,
её жалостью своей боготворить.
Мать знала его больную томность
и видела весь скрытый мир его.
Он ей шептал, молясь безмолвно,
что хочет вместе быть всего,
под более весёлым небом, новым.
«Мама, это мысль моя, а не враньё.
Её образ остался в сердце нежно.
Сегодня это удовольствие моё.»
Мама шептала: «Это безумно,
ты не станешь близким для неё.»
Да, если слёз когда-нибудь причины,
из глаз скользят на розовую грудь,
станут понятны девушкам наивным,
рука не дрогнет, чтобы их смахнуть,
и чувствуешь себя в сердечном ритме.
В её душе, где мать моя и Бог один,
а на могиле благословение именам,
мой образ в Храме вдруг возник,
когда молились вы одиноко там,
я в твоих глазах, как видение не поник.
Я бы