Наконец мальчишка увидел краешки печных труб, которые показались из-за лысого бугра в колыхающемся мираже горячего воздуха. Он крепко сжал растрескавшиеся губы, пытаясь найти языком на внутренних сторонах сухих щёк хоть каплю слюны, чтоб проглотить её и смочить пересохлую до онемения гортань. Но от зноя и утомительного пути, она никак не появлялась во рту, даже когда он морщился лицом и крепко сдавливал щёки.
Ободрившись оттого, что, показалась деревня, он решил чуть передохнуть и присел на обочину, подмяв под себя жёлтый клок сухой травы. Паша смахнул ладошкой, бегущие по лбу струйки пота, поглядел на влажные пальцы и осторожно лизнул их суконным кончиком языка. Солёный вкус испарины мгновенно скривил веснушчатое лицо парнишки, и он тут же сухо сплюнул её на пыльную дорогу. Затем поднялся на ноги, брезгливо обтёр ладонь о серую рубаху и, подтянув широкие штаны, препоясанные серой бечёвкой, из последних сил поплёлся в сторону населённого пункта, предвкушая радость и облегчение от живительной колодезной воды.
Подойдя к крайней избе, он изумился, потому что увидел, как она вдруг заколыхалась бумажным листом, перекосилась вправо, затем влево и звучно лопнув, рассыпалась в чёрную пыль. Порошок мгновенно напитался земной влагой и потёк вязкой массой к его ногам, источая едкий запах масленой краски. Мальчишка отскочил в сторону, но разросшаяся токсичная лужа прыгнула к нему и глухо распласталась по земле, затем рыкая, окружила его со всех сторон.
Внезапно подул ураганный ветер, с ходу подхватил расплывшуюся кляксу и понёс её над бескрайним полем, болтая из стороны в сторону, так, что вскоре рассеял без остатка в воздухе.
Только у последнего дома мальчишка увидел колодец, с новым крепким срубом.
Паша немедля бросил ведро в глубину колодца, зачерпнул воду до краёв и живо потянул верёвку наверх. Чистая прохладная вода колыхалась манящей свежестью и сверкала солнечными зайчиками. Паша сразу прильнул к ведру, чтобы вволю напиться, но в тот же момент в жестяной сосуд упал огромный шершень. Насекомое гулко жужжало большими, прозрачными крыльями и, бороздя кругами по воде, отчаянно пыталось взлететь.
Мальчишка отскочил от ведра и увидел крупное жало хищного насекомого, ищущего в кого впиться. Шершень не тонул и не взлетал, он вертелся по водяной глади и не давал Паше утолить невыносимую жажду.
Мальчугана возмутило наглое поведение незваного гостя. Собравшись духом, он смело сунул ладошку в воду и резко выплеснул насекомое на траву. Затем поднял тяжёлое ведёрко, и хотел было, насмерть придавить опасного бушня.
– Паша! – окликнул его женский голос.
На пороге избы стояла женщина в белом платье, лет сорока с приятным лицом.
– Ты куда пропал, сынок? – взволнованно спросила она. – Переживала за тебя!
– Ты что, мама? – удивился Паша. – Лошадь отводил в правление колхоза. Мы ж вчера целый день картошку окучивали.
– Забыла! – растерянно ответила женщина.
Паша прильнул к ведру и стал цедить, как лошадь из серёдки, смачно втягивая губами родниковую воду.
– Погоди пить пустую воду, – остановила его женщина, – за молоком схожу.
Мальчишка нехотя оторвался от питья и, поглядев в сторону женщины, обеспокоенно сказал:
– Ты же опять не принесёшь мне молока, мама.
– Откуда ты знаешь сынок? – спросила женщина и обтёрла слёзы на серых глазах.
– Потому что всегда жду, а ты не приходишь, – растрогавшись, ответил Паша.
– Может, теперь приду, – с надеждой произнесла женщина.
– Ладно, я подожду, – согласился мальчишка, поглядывая на ведро с водой…
***
Павел Иванович, как теперь его уважительно называли коллеги по работе, шёл на службу к восьми часам утра – срочно требовалось написать новые лозунги на траспорантах и вывесить их над входом в Дом культуры. Далее он мог быть свободен до понедельника. А сегодня, в субботу вечером Павел планировал пожаловать на танцы и обязательно познакомиться с симпатичной девушкой, чтобы завтра в воскресенье, двадцать второго июня, пригласить её на свой День рождения, когда ему исполнится полных восемнадцать лет.
Парадно звеня железными набойками по серому булыжнику дореволюционной мостовой, он с восторгом глядел на чёрные носы новых туфель, поочерёдно вспыхивающих отблесками июньского солнца. На эти башмаки он потратил половину своей первой зарплаты.
Павел Иванович поглядывал в магазинные витрины, любуясь своим, как ему казалось замечательным отражением. Ещё бы! Новые отглаженные серые брюки сидели безупречно, подчеркивая стройность и силу ног, рубашка сияла завидной белизной, воспевая горячее лето. Текстильная статья расходов, безжалостно съела остаток месячного жалованья.
Он остановился у большого окна продуктового магазина, неторопливо поправил ладонью