Но вот однажды кто-то из жильцов дома решил избавиться от старого пианино и предложил ветеранам установить инструмент в их комитете-клубе.
Те приняли предложение и разместили пианино в самой большой комнате, где проводили торжественные мероприятия. Теперь можно было не только пить чай за большим столом, но даже петь под аккомпанемент любимые песни военных лет. И вот моя мама не удержалась и похвалилась, что её сын с отличием окончил музыкальную школу. Все дружно отреагировали: позови, пусть нам что-нибудь сыграет. А я к тому времени уже несколько лет не подходил к инструменту, так как учёба в «музыкалке» для меня была настоящей каторгой, и я даже старался забыть о том неприятном для меня времени, когда я часами разучивал одни и те же мелодии, которые в конце концов мне даже становились противными. Меня заставляли играть классику, а я отводил душу, запираясь в своей комнате, слушая тайком радиопередачи мелодий «Битлз», «Роллинг Стоунз» и «Лед Зеппелин», музыку, волновавшую мою душу, но запрещённую в нашей семье. А тогда ещё и моя учительница музыки хотела сделать из меня настоящего пианиста и для выпускного экзамена заставила учить очень сложное для исполнения произведение – прелюдию Рахманинова до диез минор. Она хотела, чтобы, исполнив её на отлично, я мог бы без экзаменов продолжить обучение ещё и в музыкальном училище. Только случайный приезд из Москвы вербовщика в институт иностранных языков не позволил осуществиться этим коварным планам. Я уехал в Москву и надолго забыл про пианино.
А тогда перед экзаменами я месяца два или три подряд учился играть эту самую прелюдию и достиг такого уровня, что мог исполнить это сложнейшее произведение с закрытыми глазами и даже если бы меня разбудили и попросили сыграть его среди ночи.
К самому Рахманинову я относился с некоторой предвзятостью –