Буров внимательно слушал Антонова и его сердце наполнялось гордостью.
– А, в 1916 году Россия выкупит свой прославленный крейсер. – Закончил свой рассказ Антонов, преднамеренно умолчав о том, что случится с тем после Октябрьской революции 1917 года.
Дорога в Полтавскую губернию заняла несколько дней. Сначала ехали на паровозе, потом на перекладных, а потом и вовсе шли пешком. Часто останавливались, так как Василий был еще слаб, и Антонов настаивал на том, чтобы тот, как можно больше отдыхал.
– Что ты со мной как с маленьким возишься? – сердился Буров. – Я что две версты без перекура пройти не могу. На охоту в лес и за десять верст ходил без отдыха. А тут пол версты еще не прошли, то посиди, то полежи! Да еще был бы перекур, как перекур, а то курить нельзя, на сыром не сиди, ноги не мочи, холодного не пей. Наставляешь меня, как гувернантка барина-младенца. Хоть в селе меня не позорь, не указывай. Мужики не поймут, на смех поднимут.
Антонов все его сетования пропускал мимо ушей, и при случае, все равно координировал и направлял его действия.
– Я врач, а ты мой пациент, – напоминал он ему, – и ты обязан меня слушаться.
Не доходя версты три до села под названием Каменка, где жил Буров им наконец-то попалась «попутка» в виде бабы Клавы и её старой кобылы по кличке Белка, которая тянула полуразвалившуюся скрипучею телегу.
– Василий, никак ты! Еле признала! – ловко спрыгнула она на просохшую дорогу и стала обнимать Бурова. – Не чаяли тебя уж и увидеть. Сказывали, что ты утоп. Потом письмо пришло: «… Так мол и так, ваш муж Буров Василий, пропал без вести во время взрыва на крейсере «Цесаревич», – рассказала по памяти строки из письма баба Клава. – И десять рублёв в придачу, на помины. А ты живой, слава Богу! Только уж больно худой, да бледный.
Сели на телегу, баба Клава дала напиться простокваши, которую не смогла продать в соседнем селе. И всё радовалась тому, что Василий жив.
– Вот Катерина-то твоя обрадуется, а то горе за горем, все глаза проплакала, чуть в петлю не залезла. А тут ты в утешение. Живой. Слава Богу! – перекрестилась баба Клава.
– Постой! – резко прервал ее Василий. – Какое горе? Что случилось? – напряглись все мышцы его лица.
– Какое горе? – наиграно переспросила она, и быстро перевела тему разговора. – Слава Богу, ты живой! Вы голодные, наверное, а мне вас и угостить нечем. На базаре была все распродала, окромя простокваши. Вот и не думала, что тебя живого встречу! Катерина-то твоя обрадуется! Живой! Не увечный! А парень с тобой кто?
– Это доктор, он меня вылечил. Осколки из меня повытаскивал, брюхо распоротое зашил. Я теперь как старый кафтан, перешитый да заштопанный. Ты это не увиливай от ответа, говори, что стряслось? Какое горе? – перешел в нападение Василий.
– Так, може и не горе, може еще найдется! Вон