Я тоже куда-нибудь денусь,
глотая той жизни кусок,
где суть излагает младенец,
шалея от розовых щёк.
И верить случается поздно,
что где-то за дальней горой
для всех осыпаются звёзды,
как листья осенней порой.
Сентябрь-95.
Уж если бежать, то в Канаду,
уж если бежать, то всерьёз,
где клёны роняют прохладу
и русская тайна берёз.
Где дождь музыкально дробится,
баюкая голубей,
по рыжей скользя черепице,
по красной каминной трубе.
Где в самую лютую стужу
в шезлонге привидится мне,
что был бы я всё-таки нужен
одной непутёвой стране.
Апрель, май-97.
Жизнь и стара и юна,
а снова увела
туда, где в полнолуние
разбиты зеркала,
и не пригоршня меди,
а мука во плоти —
красавица как ведьма,
а гений – еретик.
Не ваши звуки рвались
о лезвие ножа?
Безумство – это шалость
пристойных прихожан.
Жизнь и стара, и юна.
Давай забудем ту,
когда Джордано Бруно
привязан был к кресту.
Август, сентябрь-97.
Линия 2: «Этюды и др.»
Осень, этюд
Дома посерели от сырости.
А в транспорте – духота.
Холодное прямо за шиворот
стекает с чужого зонта.
И сумки, и локти, и жалобы
мешают спокойно стоять.
И снова безудержно боязно
за стены свои опоздать.
А все красивые девушки,
согласно такой судьбе,
выходят до той остановки,
где нужно выйти тебе.
Но солнце явится завтра,
и лишнюю влагу – долой!
И вдруг ты плюнешь на право
остаться самим собой.
Сентябрь-83.
Лето, этюд
Телом, призрачно-влажным,
сад опутал туман.
Сук, зао′стренный каждый,
он в себя принимал.
Был он рваным в движении
и узлов навязал.
Холодок пробужденья
затекает в глаза.
Июнь-84.
Берёзке
Писали – да разве хватит? —
на женщину ты похожа.
Возле родимых пятен
гладкая, белая кожа.
Лучшего чувства символ,
мне распрямляешь плечи.
И верится с новой силой
в сокрытую человечность.
Июль-86.
Наконец-то весной повело
по сугробам до окон,
за которыми так же тепло.
Или так одиноко.
Ветер с юга. Оборвана нить,
паутина редеет.
Ветер-С-Юга, хотелось любить,
ни на что не надеясь.
Удаление времени снов —
аналогия детства.
Это важно: сегодня весной
повело, наконец-то.
Март-87.