Я принялся за дело, отметая лишние мысли, заронившие сомнения относительно роли Аленты в моей жизни. Он чувствовал мои переживания и тихо улыбался, излучая при этом пугающий холод.
11 апреля 1991 года. Санкт-Петербург
Так продолжалось несколько дней. За это время я практически не покидал стен мастерской, что к концу недели привело меня в крайне болезненное состояние. Благо я не отощал, поскольку мой бледный гость каждый вечер приносил что-то съестное. Блюда эти были неизменно диковинные и весьма вкусные. Я старался не задаваться вопросами относительно того, откуда бралась эта еда и почему Алента проявлял обо мне своеобразную заботу. Поначалу это тяготило меня, вызывая внутренний протест, ибо я продолжал воспринимать его как враждебное существо, издевавшееся надо мной долгие годы. Пищу же я расценивал как подачку из рук вышестоящего, что вызывало во мне волну бешенства.
– Злость бессмысленна, – Алента говорил ровно, так, будто моя ярость не производила на него никакого впечатления, – стоит направить разрушительную энергию в другое русло.
Я подчинялся, в смирении вставая у мольберта, для того чтобы продолжить работу. За пять ночей портрет был практически закончен, мне оставалось лишь уточнить детали, прописать мелкие черты, делая их более выразительными. За то время Алента ни разу не взглянул на портрет, что вызывало во мне нервное напряжение, поскольку я не мог оценить его качество. Впервые я выполнял столь сложную работу без советов преподавателя и боялся, что мог допустить ошибку.
– Осталось немного, – Алента прервал мои размышления, – сегодня последняя ночь, когда мы разговариваем с тобой так просто. Сейчас ты должен отвлечься и послушать меня, ибо я собираюсь сказать нечто важное.
Я отложил кисть и уселся на стул напротив него, чувствуя себя крайне неуверенно.
– Какой сейчас год? – его вопрос показался мне абсурдным.
– Тридцать девятый.
– Скоро будет сороковой, – его глаза подернулись туманом, – за ним придёт сорок первый. Я слышу рокот войны, о стране Советов еще предстоит узнать. Земля пропитается кровью, и воздух станет вновь ядовитым, море поглотит в себе тонны грязного железа. Не будет тут человека, которого эта война не коснётся.
– О каких врагах ты говоришь? – я глядел на него в неверии. – Они придут к нам? В сорок первом?
– Да, и ты окажешься в эпицентре бойни, где ты должен встретить свою смерть. Тогда мы встретимся снова, и ты будешь рад видеть меня.
– Ты спасешь меня?
– Возможно.
– Чтобы продолжить издеваться надо мной? – я сжал кулаки, стараясь не смотреть ему в глаза. – Растянуть мои мучения?
– Да, –