Вниз по течению плыло то, чего не должно было быть ни в этой реке, ни где-то еще: к мосту подплывали человеческие руки. И их было больше, чем две. Я замер, Овсянка кричала за нас двоих. Опомнившись, я схватил ее за руку, и мы побежали вглубь леса.
– Подожди, подожди! – крикнула она, пытаясь остановиться.
– Что? – притормозил я.
– Вдруг это манекены? – задала она вполне логичный вопрос.
– Уж очень хорошо они сделаны, если это так!
– В любом случае надо вернуться и посмотреть еще раз, – предложила она.
– Вот мы туда вернемся, – начал я как можно спокойнее, – а следом на лодке будет плыть маньяк, который и с нами сделает то же самое.
– Мне тоже страшно, но если мы позвоним в полицию, а это окажется муляж, получится паршиво.
– Погоди, а может, не стоит никому об этом говорить? В фильмах это ничем хорошим не заканчивается, – продолжал я паниковать.
– Я иду, а ты как хочешь! – Она оттолкнула меня и направилась к реке.
Овсянка пробиралась назад, к берегу, осторожными, но твердыми шагами, на полусогнутых ногах, словно боялась быть замеченной. Поскольку она шла впереди, мне было не так страшно, и поэтому я, повторяя ее походку, двинулся следом.
Руки уже проплыли дальше, за мост, и Овсянка пошла за ними. Я, оглядываясь по сторонам, чувствовал, что совсем не жажду снова увидеть отрубленные человеческие конечности, но вместе с тем больше всего на свете хочу взглянуть на них еще раз хоть бы одним глазком.
Мы быстро их настигли, и сомнения улетучились. Это были не манекены.
– Мы же не будем их доставать? – с опаской спросил я.
– Звони в полицию, – ответила она.
– Но как им описать, где мы находимся? – я развел руками и повернулся в одну, а потом в другую сторону, показывая, что вокруг нет никаких опознавательных знаков.
– Ладно, сама наберу, – недовольно ответила Овсянка и достала из кармана маленький кнопочный телефон, стараясь спрятать его от меня.
Кажется, тонкий лед, по которому я ходил весь этот день, хрустнул. Точно надо меняться, но это же не происходит по щелчку пальцев. На то, чтобы изменился характер, могут уйти годы. Но ради нее я, наверно, смогу это сделать и стать лучше.
Овсянка пыталась объяснить по телефону наше местоположение и, судя по всему, отказывалась задерживать эти руки. Пришлось делать это самому.
Мы были в лесу, и повсюду валялись ветки, которыми можно было зацепить и вытащить из воды что угодно. Подходящий длинный сук с мелкими веточками на конце, еще с листьями, лежал прямо на берегу. Я подбежал к нему и попытался приподнять. Именно попытался. Ветки только кажутся легкими. Говорила мне мама, надо заниматься спортом. Щеки начали гореть – наверно, я покраснел. И заметил, как Овсянка молча на меня смотрит. Трещина во льду увеличилась. Овсянка сказала что-то в телефон, бросилась ко мне, схватила сук за один конец и взглядом дала понять, что помощь ей бы не помешала. Я взялся