Но если он не посещал первую часть лекций Крайского, поскольку был в это время в Киеве, а, вернувшись через год, стал претендовать на посещение второй их части, преподаватель совершенно справедливо мог потребовать от ученика представить доказательство того, что он знаком с уже пройденным материалом. В то время единых учебников ещё не было, и каждый преподаватель создавал свой курс читаемого им учебного предмета, регулярно дорабатывая и дополняя его. То есть Крайскому можно было сдать риторику не вообще, а только «по Крайскому», прослушав или проштудировав самостоятельно лекции, прочитанные им в указанное время, с исправлениями и дополнениями на тот конкретный период. Поэтому преподаватель вполне мог потребовать от студента переписать лекции именно дословно, включая заголовок.
Если бы Ломоносов после первого года обучения риторике переписывал труд Крайского для себя, он бы уточнил, что лекции прослушаны им в таком-то году. А поскольку он их не слушал, то должен был повторить заголовок Крайского, который действительно прочитал эти лекции студентам. Ломоносов выполнил требуемую работу и сдал её осенью 1734 года преподавателю, который передал эту рукописную тетрадь как свидетельство права студента на дальнейшее обучение в архив Московской академии (иначе, откуда бы эта школярская рукопись объявилась через много-много лет, да ещё и в достаточно приличном состоянии?). Затем Михайло с полным на то правом продолжил занятия в Московской академии и, как сообщает та же «Летопись…», 1 июля 1735 года «начал сдавать экзамены за второй средний класс – „риторику”», а 15 июля «переведён в высший класс академии – „философию”».
В дальнейшем мы увидим, что проблема датировки путешествия Михайлы в Киев, которой мы посвятили столь пристальное внимание, имеет для нашего исследования очень большое значение. Поэтому приведём ещё один аргумент в защиту своей позиции: в упомянутой «Летописи жизни и творчества Ломоносова» есть заметки об участии Михайлы в жизни академии, о сдаче им экзаменов по всем предметам и переводе в следующие классы во все годы учёбы в Москве, в том числе летом 1733 года. А дальше – провал: с июля 1733 по сентябрь 1734 года нет никаких упоминаний о присутствии в Московской академии такого ученика. Зато в следующем, 1735 году, целых девять записей, упоминающих его имя. Он опять сдаёт экзамены, переходит в более высокий класс, участвует в событиях жизни учебного заведения… Проверить это очень просто – практически все варианты летописи жизни и творчества Ломоносова (А.А. Куник; В.Л. Ченакал;