Задыхаясь, от восторга я призналась:
– Я согласна на всё, что ты сделаешь. А можно мне тебя потрогать?
– Нужно.
От окна вдруг раздались звуки музыки.
– Боже мой! Неужели это будильник? – перепугалась я.
– Нет! Это звуковое сопровождение, – раздался голос Боба. – Мы тоже люди, и тоже хотим делать детей.
Кон наклонился надо мной и взглянул в глаза.
– Даже так?! Ты ж моя экстремалка! Ну, продолжим. Но хочу заметить, что мне хотелось бы более очевидных твоих действий, а то ты уж больно робко меня трогаешь.
– Да-а! – выдохнула я, вылизывая его ухо.
– Р-р-р, – больше говорить он не мог.
Утром мы все проснулись от стука в дверь. Голос Пышки осведомился:
– Вы завтракать будете?
– Будем! – хором закричали мы.
Мужчины оделись и ушли первыми, причём Кон вытряс из Боба толстовку, которую тот купил в минуту помешательства, объявив нам, что накачает мышцы. На нём толстовка Боба растянулась, как тонкая трикотажная футболка. Удивительно, но Боб не стал комплесовать, а только покачал головой.
Мы с Гусёной долго рассматривали друг друга. Я смотрела на неё вопросительно, она – специфически, как врач, потом она выдала:
– Думаю, ты беременна.
– Конечно, мой муж очень старался!
После этого мы принялись хохотать.
– Вот что, мы должны быть достойны пережитого. Давай приоденемся, – решительно произнесла Гусёна.
Она мучилась с моими волосами, а я размышляла. Всегда у всех есть долгий период ухаживаний. Уж не знаю для чего, может по обычаю, может из-за желания узнать кто твой избранник, но я сразу увидела…
А что же я увидела? Я закрыла глаза, и он встал перед глазами, как наяву. Физическая мощь, внутренняя сила, надёжность, желание защитить, и его любовь ко мне. Как же я могу быть в этом уверенна? Ведь сгорая в пламени страсти, я ничего не понимала, потому что тонула в наслаждении. Но ведь я слышала, как он мне что-то говорил. Да-да, ночью он мне приказывал, как я должна расположиться. Следовательно, мой мозг тоже что-то слышал. И я сделала то, чему меня научила в детстве прабабушка, когда я потеряла игрушку и плакала.
Та сказала:
– Ты, внученька, просто скажи своей памяти одно слово – «доступ», и всё вспомнишь. Только не забудь уточнить. Хочешь, найти, то говори зрительный доступ, хочешь вспомнить разговор – слуховой доступ.
Я мысленно прошептала:
– Слуховой доступ.
Услышала собственные стоны, шёпот: «Да. Да. Мой. Мой. Единственный», потом его: «Моя. Моя. Запоминай, только моя. Желанная, жданная, и на чужом языке, – но я почему-то понимала его, – beloved-beloved (любимая). Навсегда моя, навсегда. Мой хмель, мой разум».
Я усмехнулась, глупый, зачем заклинал, если я навсегда отдала ему не только сердце, но и душу.
Вздрогнула, потому что Гусёна, дёрнула меня за ухо.
– Ай!
– Да что происходит, ты вся пылаешь, как при ангине?
Я